Одурманивание Маньчжурии. Алкоголь, опиум и культура в Северо-Восточном Китае - Норман Смит

армии Китая в военное время, с момента образования Китайской Народной Республики в 1949 г. правительственные структуры начали наступление на производство интоксикантов, ликвидировав опиумную отрасль и начав регулировать производство алкоголя. Рекреационное потребление опиума порицалось как символ старого строя и основная причина национальной слабости Китая, которые должны были быть уничтожены. Антиопиумное движение начала 1950-х гг. добилось успеха там, где провал потерпели династия Цин, милитаристы, Китайская республика и японцы. Диктатура пролетариата привела к трансформации алкогольной отрасли. В КНР уже не было той агрессивной рекламы и продвижения товаров, которые имели место в 1920-х гг. и 1930-х гг. (об этом мы еще поговорим в главе 4). В то же время, хотя КПК и не одобряла «чрезмерное» потребление алкоголя, вторя нарративам, которые звучали еще в конце эпохи Маньчжоу-го, а равно устоявшимся у китайцев убеждениям, никакого формального запрета на распитие спиртного не существовало. Алкоголь продолжал использоваться в самых различных целях, в то время как в отношении опиума возникли негативные коннотации и ассоциации с иностранным вмешательством, которые существуют и по сей день.

Режим Маньчжоу-го и Япония давно осуждаются за роль, которую они сыграли в развитии производства в Маньчжурии интоксикантов, в особенности опиума – «тайного оружия», направленного на уничтожение китайского народа [Yin 2008]. Вне всяких сомнений, японцы участвовали в производстве и алкоголя, и опиума как официально, так и незаконно. Впрочем, то же самое можно сказать о китайцах, корейцах и иных народах. Даже по самым скромным расчетам производство алкоголя и опиума приняло огромные масштабы – и приносило громадные доходы. Эти отрасли привлекали к себе пристальное внимание критически настроенной части общественности. Жестокость правления Японии в Маньчжурии, развертывание производства интоксикантов, учреждение заведомо несостоятельных организаций, неспособных полностью внедрять законы или обеспечивать эффективную реабилитацию жертв наркотической зависимости, активное освещение СМИ и деятелями культуры изъянов системы – все это свело на абсолютное «нет» все достижения тех людей, которые пытались сократить или уничтожить интоксиканты на территории Маньчжоу-го. Следующие главы будут посвящены именно активистам и мыслителям, выступавшим в первых рядах движения против рекреационного потребления интоксикантов в Маньчжоу-го.

Глава 3

Воззрения на алкоголь

Одна чарка: человек вкушает вино.

Две чарки: вино вкушает вино.

Три чарки: вино вкушает человека.

Китайская народная мудрость

(цит. по [Mei 1933: 5])

В наши дни потребление алкоголя в Северо-Восточном Китае зачастую обсуждается с точки зрения всеобъемлемости данного явления и его воздействия на здоровье и культуру. Фэн Ци замечает, что северо-восточные китайцы «пьют алкоголь, чтобы защититься от холода», сформировав «уникальную культуру потребления спиртных напитков», которая способствовала развитию региональной промышленности [Feng]. В исследовании «Люди и культура алкогольных напитков на северо-востоке Китая» Ян Цзюнь указывает, что способность северо-восточных китайцев потреблять спиртное является пугающим свидетельством силы их воли [Yang]. Ян отмечает ошибочность восприятия потребления алкоголя местными жителями как «зависимости», «увлечения» или «времяпровождения»: «распитие крепких напитков – самое важное средство общения для северо-восточных китайцев». Подобные умозаключения отражают представления о потреблении алкоголя, имевшие хождение в середине XX в. Так, в 1941 г. доктор Шао Гуаньчжи писал, что спиртное – «обязательный атрибут» жизни в Маньчжоу-го[137]. В настоящей главе мы рассмотрим нарративы об алкоголе, доминировавшие в ведущих региональных СМИ в 1930-х гг. и 1940-х гг. Первоначально потребление алкоголя представлялось как позитивный аспект поддерживаемой режимом современности и проявление давних традиций распития спиртного среди маньчжуров и монголов, а равно и растущих региональных сообществ ханьцев, японцев и русских. Однако к концу 1930-х гг. беспокойство по поводу здоровья населения и социально-экономической нестабильности, которые принесли с собой японская оккупация, война и бедность, выражалось во все большем порицании алкоголя.

1930-е гг. и 1940-е гг. были отмечены повсеместным потреблением горячительных напитков. Воззрения на спиртное отражаются во множестве терминов, которые местные СМИ связывали с алкоголем. Чаще всего писали о «распитии алкоголя». Это было гораздо менее жесткое оценочное суждение, чем, в частности, «большой пьянчуга» [Ren 1934: 11]. В равной мере заявление, что человек имел «привычку» к распитию спиртного [Shao 1941: 14], был «пристрастен к потреблению алкоголя» [Shengjing shibao 1943a: 4] или был «любителем горячительного» [Shengjing shibao 1937c: 5], звучало менее резко, чем «пагубная привычка» [Shengjing shibao 1916b] или «склонность напиваться, когда добрался до крепких напитков» [Shengjing shibao 1943a: 4]. Впрочем, все указанное звучит бледно на фоне отсылок к вредным привычкам, которые обозначались как «зависимость от алкоголя» [Zhi Xing 1937: 9] или «дурное пристрастие» [Ren 1934: 11]. К концу 1930-х гг. часто приходится встречать слово «алкоголизм». Тем не менее к тому времени (как, впрочем, и сейчас) некоего единого определения или термина для обозначения этого явления не сформировалось. Зависимость от чего-либо обозначают в китайском языке такими словами, как инь (увлечение, пристрастие), пи (слабость к, мания) или ши (склонность, страсть)[138]. «Способность человека к [питью] алкоголя» [Zhang 1935: 8] могла оцениваться и в зависимости от «крепости кишок», ширина которых, по мнению Чжан Фэна, у разных людей отличалась и, возможно, зависела от внешних условий [Ibid.].

Как мы видим из приведенной выше терминологии, масштабы потребления алкоголя на местах вызывали искреннюю рефлексию по поводу значения спиртных напитков в обществе. Еще в 1923 г. Пэй Жу замечал, что «человек рожден не для распития алкоголя», которое, однако, вошло в обществе «в особую привычку» [Pei 1923c: 5]. В 1933 г. И Мэй давал положительную оценку тому, что 50–60 % населения регулярно потребляло крепкие напитки [Yi 1933: 9]. В статье 1935 г. «О распитии алкоголя» Чжун Синь указывает на спиртное как одно из трех наиболее популярных «стимулирующих веществ» наряду с чаем и табаком [Zhong 1935: 5][139]. Чжун расхваливает алкоголь за его роль на празднествах и значение для творчества, однако критикует сформировавшиеся силой традиции чрезмерно близкие отношения между людьми и крепкими напитками, рекомендуя потребителям ограничивать себя с учетом результатов новейших научных исследований. В 1938 г. автор по фамилии Инь описывал алкоголь как лечебный стимулятор, способствующий улучшению кровообращения и нравственного самоощущения [Yin 1938: 4]. В тот же год Хун Нянь заявил, что по меньшей мере треть населения регулярно потребляет спиртное, он отмечал, что на банкетах было просто нельзя отказаться от распития крепких напитков [Hong 1938: 4]. В 1941 г. Шао Гуаньчжи замечал, что в городах практически все курили табак, который, тем не менее, уступал в популярности алкоголю [Shao 1941: 14].

Выделялись различные формы приема алкоголя. В 1935 г. Чжан Фэн отмечает наличие двух подходов к распитию горячительных напитков: «благовоспитанное распитие»[140] и «свирепое распитие» [Zhang 1935: 8].