Колдунья-индиго - Алексей Яковлев

Новикова окончательно развезло. Из пьяного противоречия он продолжал бессвязно настаивать на своих антиисторических домыслах, не вникая в суть обоснованных возражений Панова.

— От кого? Юлия? Да, это ядовитая змея… Цезарион? Может, и Цезарион… Только он их всех, и Цезариона тоже, утопил в помойном ведре.

— Странный сон, — покачал головой Глеб. — Какая-то древнеисторическая фантасмагория! Египетская царица Клеопатра! Утопленники помойного ведра! Убийца Юлия Цезаря Брут! И кого же мучили эти ночные кошмары?

— Бр-р-р, — Новиков помотал головой, пытаясь стряхнуть с себя пьяную одурь. Хотя процесс самоотрезвления не совсем удался — он по-прежнему осовело таращился на собеседника, — но язык заворочался лучше. — Какой еще убийца Цезаря? Ты что, забыл? Брут — это Юлькин кот! Ты же его видел. А Клеопатра — ее любимая кошка, покойная… Дэн привязал ей к хвосту китайский фейерверк и поджег. Клеопатра, как комета с огненным хвостом, залетела в Юлькину комнату, сама сгорела и чуть не спалила весь особняк! Потом Дэн утопил в помойном ведре пятерых Клеопатриных котят. Юлька над ними тряслась, из пипеточки кормила детской молочной смесью с витаминами, называла всякими красивыми именами: Пушочек, Снежочек, Цветочек, может, и Цезарионом какого назвала, не знаю… А тут такой трагический сюрприз! Сколько было крику и слез, страшно вспоминать! Что с Юлией творилось, не описать словами! И так-то в Юлькиной голове «табуны ее мыслей шальных» скакали как ошпаренные, а после подобной трагедии все кони-мысли словно взбесились!

Двойное злодеяние Дэна, по мнению Новикова, послужило началом камнепада, а затем целой лавины неприятностей, обрушившихся на все никандровское семейство. Об этом он слегка заплетающимся языком и рассказал Глебу…

Весна только-только вступила в свои права. Еще робкое, нежаркое весеннее солнышко чуть согрело ступени мраморной лестницы зимнего сада, а Юлия, заботливая покровительница многодетной Клеопатры, уже вынесла ее многочисленное семейство на свежий воздух и уложила котят на пуховую перинку под живительные лучи ультрафиолета. Клеопатра, устроившаяся тут же, заботливо облизывала маленьких несмышленышей, а шустрые детки лакомились материнским молоком и получали витаминную подкормку из Юлиной пипетки. Закончив кормление подопечных, Юлия через зимний сад поднялась в свою гардеробную, чтобы подобрать наряд, подходящий для первого по-настоящему весеннего дня. Приглядывать за котятами она поручила Оксане, ну а Клеопатра как мать должна была заботиться о них по определению. Оксана же решила совместить приятное с полезным. Вооружившись шваброй, тряпкой и щедро окропив воду в ведре шампунем «Персиковый», она стала протирать италийский мрамор ступеней, одновременно бдительно следя, чтобы какой-нибудь зубастый питомец, случайно улизнувший из Юлиного собачьего пансиона, ненароком не позавтракал беспомощными младенцами. Но роковая опасность подкралась с той стороны, откуда ее не ждали…

Клеопатре вскоре надоело облизывать малышей, и она оставила свой материнский пост ради приятного утреннего моциона. Во время прогулки легкомысленная мать и попала в лапы Дэна. Ее печальный пример всему прекрасному полу, и не только кошачьему, наука: кто манкирует своими родительскими обязанностями, рано или поздно обязательно вляпается в нехорошую историю.

Оксана полоскала грязную тряпку в ведре, когда внезапно раздался дикий вой и мимо нее пронеслась в зимний сад, а оттуда на лестницу, ведущую на второй этаж, вопящая огненная комета, зажигая на своем пути все, что могло гореть. Это Клеопатра с китайским фейерверком на хвосте мчалась в Юлину комнату. Оксана, громко призывая на помощь, побежала по ее огненным следам, прихлопывая на ходу мокрой тряпкой очаги возгорания. Юлия в это время в своей гардеробной подбирала весенний наряд, что было делом нелегким, так как в огромном, во все стену, гардеробе зимние одеяния висели вперемешку с летними, осенние — с бальными, стильные — с субтильными, а весенние в экстремальном беспорядке путались между всеми сезонами. Поэтому Юлия, вытаскивая платья, брюки, сарафаны, пальто, шорты, спортивные костюмы, купальники-бикини, зимние шапки, летние шляпы и прочие произведения Кардена, Гуччи, Дольче Габбана и иных элитных поставщиков, все это швыряла на пол. И отвергнутых нарядов скопилась уже огромная куча, чуть ли не под потолок. За ее спиной стояла Лидия и мимикой, а также бурчанием себе под нос выражала свое отношение к такому способу выбора одежды.

И тут в гардеробную с жутким душераздирающим мявом ворвался огненный вихрь, ибо где еще могла искать защиты несчастная Клеопатра, как не у своей хозяйки и благодетельницы?! Но горящее животное, добираясь до своей спасительницы, наткнулось на высоченную мягкую огнеопасную преграду, наполовину преодолело заграждение и пролезло в самую середину, где силы оставили ее, и она скончалась, предварительно запалив всю гору элитного тряпья. Из остолбенения Юлию и Лидию вывела Оксана, ворвавшаяся вслед за Клеопатрой в гардеробную. Сначала орали все четверо, потом квартет перешел в трио. Оксана забивала огонь мокрой тряпкой, Лидия имитировала вой пожарной сирены, а Юлия схватила фарфоровую вазу с букетом цветов из Ниццы и швырнула ее в центр пожарища. Такая же участь постигла и другие цветочные вазы севрского, дрезденского, китайского, японского и отечественного фарфора. Грохот и звон бьющейся керамики, цветы из Ниццы, Голландии, Сингапура, Манилы и собственного зимнего сада вперемежку с черепками благородного стекла и тлеющими, чадящими, горящими и шипящими элитными тряпками, поджигаемыми снизу высококачественным, кустарной работы, китайским фейерверком и орошаемыми сверху водой, отчаянные вопли трех пожарниц — все слилось в одно. Из дыма, грохота и пламени, спасаясь бегством, выскочила Лидия и с криком: «Пожар! Горим! Спасите!» — понеслась по коридорам, лестницам и переходам особняка. Призыв о помощи услышал Новиков. С двумя огнетушителями в руках он первым примчался в гардеробную и залил пеной очаг возгорания.

Как только огонь был затушен, Юлия, несмотря на уговоры охранников покинуть задымленное помещение, стала копаться в чадящих и дымящихся остатках своих нарядов и докопалась наконец до того, что осталось от бедной Клеопатры. Окропив ее бренные останки слезами поверх противопожарной пены, Юлия велела Оксане принести ларец из драгоценных пород дерева и поместила туда все, что осталось от ее некогда пушистой любимицы. Затем вместе с Оксаной, в слезах и саже, как два печальных ангела афроамериканского происхождения, они понесли ларец со скорбным грузом к месту временного упокоения, намеченного у подножия декоративной «Мазаевой внучки». Но не успели плакальщицы спуститься по лестнице к зимнему саду, как Юлия остановилась и встревоженно обернулась к Оксане:

— А как же котята?! Ты что, забыла? Они там одни!

— А что она может помнить? У нее голова дырявая! — тут же встряла спускавшаяся в конце процессии Лидия.

Ахнув, Оксана всплеснула руками и побежала вниз, к покинутому ею посту. Горестные крики и рыдания, тут же донесшиеся снизу, со ступеней зимнего сада, заранее известили Юлию о новой трагедии. И правда, выйдя из дверей Юлия увидела Оксану, плачущую и порицающую сквозь слезы Дэна за зверскую жестокость. Одновременно горничная доставала из ведра тела утопленных Дэном котят и раскладывала маленькие трупики в ряд на мраморной ступеньке. В нескольких шагах от нее стоял Дэн и, мерзко ухмыляясь, любовался плодами своих дел, не предвидя для себя ровно никаких неприятных последствий.