Снайпер - Павел Яковенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А здесь такое событие! Сразу четверых, наповал и абсолютно тихо. Никто ничего не слышал. Такое событие в Новопетровске без обсуждения остаться никак не могло.
Автобус проходил как раз через Авторынок, (и не авторынок вовсе: конечно, и запчасти там продавали, но на самом деле это был обычный придорожный рынок — с кафе, шашлычными, открытыми рядами и прочей обязательной атрибутикой. Много сейчас по России таких рынков и рыночков), и видны были меловые контуры тел, стоящие милиционеры с папочками, и серьезные люди в гражданском. Их лица отображали глубокую задумчивость и мудрость, а за черепными коробками нельзя было разглядеть: а соображаете ли вы вообще что-нибудь, господа хорошие? И есть ли они у вас, эти мысли мудрые?
Саша стоял, держась за спинку сиденья, а справа от него три женщины обсасывали вчерашнее происшествие.
— Верно говорю вам, упал прямо мордой в мангал, и перевернул его на себя. И эти трое рядышком легли. Анна Сергеевна торговала рядом. Говорит, ни звука не слышала, а рядом стояла. Ни звука. Даже не поняла ничего. Не поймет, с чего черные рядом валятся. А потом дошло. Теперь дома осталась, боится торговать почему-то.
— А чего боится. Кому она нужна?! Это черных не поймешь: приперлись к нам сюда, да еще разборки теперь свои устраивают.
— Да, бандиты между собой чего не поделили, вот пусть и перебьют друг друга хоть все. Я так считаю.
— На рынке чище станет.
— А кто это был?
— Точно не знаю; но вроде, слышала, где-то в Черном Яре у них поселок свой. Дома такие, что ты!
— Где только деньги берут?
— Да уж не своим горбом зарабатывают…
Женщины засмеялись, и переключились на другое.
С другого бока два пожилых мужика рассуждали степенно; один другому объяснял уверенно, с расстановкой.
— Ты, Николай Ильич, пойми, это все мафия делит наш рынок. Я точно слышал, что вся эта азерня нашей местной шпане не платила. У них «крыша» своя в области сильная. Наши сунулись к ним, а те за помощью послали. У Петра Ивановича внука знаешь?
— Какого Петра Ивановича?
— Ну, ты что, ну работал в «Коммунисте» главным энергетиком… Дошло?!
— Вспомнил.
— Вот у него внук пропал тогда как раз, и до сих пор не нашли. Его жена бывшая сейчас с инспектором налоговым, Колькой Серединцевым живет. Да. Вот с тех пор наша шпана только своих трясет, а черные себе сами хозяева. А сейчас, видно, кто-то на них наехал. Может, и наши осмелели. Но в любом случае, пусть бьют друг друга — нам будет легче дышать…
Саша отвернулся. И рядом с ним говорили о вчерашнем происшествии, и позади. И так было, пока автобус не проехал ворота птицефабрики. Начинался рабочий день, надо было зарабатывать деньги.
* * *
Из Дневника Саши Куценко.
"7 октября. Я вчера в автобусе наслушался всякого. Никто ни о чем даже не догадывается. Это понятно и хорошо.
Единственное, чего вчера ни от кого я не услышал, так это сочувствия к убитым мной.
Только злорадство или удовлетворение.
Значит, я поступил правильно!".
Люди, стоявшие на месте происшествия в то утро, когда их увидел Саша из окна автобуса, не были такими тупыми, как он излишне самоуверенно подумал. Они нашли те гильзы, которые снайпер не стал искать в темноте. И гильзы лежали в целлофановом пакетике, в бардачке милицейского «Вольво», и собирались отправляться на экспертизу в соответствующие органы.
Но если бы Саша и узнал, о чем и как говорили умные дяди в то утро, он все равно не испугался бы. Потому что мысли у них текли совершенно в другом направлении.
А весь интерес дела заключался в том, что в число четверых застреленных вошел некий Видади Ахвердиев, он же «Дикий» — один из средних преступных авторитетов областного центра. Почему он здесь оказался, кто знал об этом, за что, как и из чего его убили — эти вопросы пока оставались без ответа, но очень интересовали областное УВД. Потому что там считали, что весь областной расклад находиться у них под контролем; а такое непрогнозируемое событие, как убийство «Дикого», да еще выполненное настолько необычно и профессионально, больно щелкнуло по самолюбию областного руководства. Для приведения душевного состояния в нормальное русло срочно требовалось что-то предпринять.
В кабинете, где сидели двое немолодых мужчин, царил сумрак. За окном мелкий, нудный, осенний дождь покрывал каплями стекло окна, ветер мотал ветки деревьев; по обозримому из окна участку площади быстрым шагом семенили прохожие, удерживая изо всех сил зонты и шляпы. Темно— красные, почти бордовые шторы света в помещение не добавляли.
Наконец главный, совсем седой, оторвал взгляд от окна, и, подавив зевок усилием воли, спросил:
— Что скажите, Никита Сергеевич?
— То и скажу, Генадий Алексеевич. Патроны к винтовке опознали. Это ВСК-94 — туляки делают.
— Ну и…?
— И ничего. Нигде не значится!
— Это значит…
— Да! Это значит, что винтовка сделана кустарно. Вернее, эксперты уверяют, что скорее собрана кустарно. Из заводских деталей. Но, в любом случае, сделана образцово.
— Вы сообщили коллегам в Тулу?
— Да, имел удовольствие. Хотел бы я видеть физиономию Сан Саныча, когда ему доложат об этом деле.
— Да уж, ему до пенсии меньше года осталось — и такой подарок… Ладно. Что делать будем?
— Ждать. Винтовку он не бросил, данные внесены в картотеку. Как только где проявится, нам сообщат.
— А если нет?
— Что нет? Думаете, он скроется? Ну, может быть на время; но такой стрелок без работы не останется. И еще я думаю…
— Ну, что вы замолчали?
— Думаю, это стрелок местный. На такую фигуру, как Дикий, приглашать со стороны не стали бы — не тот масштаб. Не стоит таких денег.
Собеседники помолчали. Дождь за окном усилился.
— Поедете на рыбалку, Геннадий Алексеевич?
— Приглашаете, Никита Сергеевич? В такую погоду…
— Синоптики обещают на выходных тепло и солнце.
— Ну если так, то конечно поеду!
Они засмеялись. Главный крикнул кофе в кабинет.
А снайпер? Снайпер подождет — никуда не денется.
Сиди спокойно у порога своего дома, и труп твоего врага пронесут мимо тебя.
Дело Ирины Николаевны до суда не дошло.
Валентин Плотник вернулся из области «со штанами, одетыми ширинкой назад». Заведенное уголовное дело помогло ему как амебе пилюли. Войдя в кабинет, он швырнул папку в угол, прыгнул на стул, задрал ноги на стол и глубокомысленно произнес: