Стазис - Вадим Картушов

– Достань, пожалуйста, – мягко попросил Синклер.

Часовой сунул руку под жилет, пошарил там и достал большую связку ключей на ржавом кольце. Не отрывая взгляда, он стал перебирать их пальцами одной руки в поисках нужного. Наконец нашел ключ и с лязгом вставил его в замок.

«Как же ты меня достал. Как ты меня достал. Просто уходи».

«Ты такой дурак, Синклер. Я же не могу никуда уйти».

«Я тебя ненавижу».

«Мне это нравится».

«Уходи. Уходи».

Язычок замка вскользнул из паза дверной коробки с противным скрежетом. Мужчина отпустил руку часового и аккуратно приоткрыл дверь. Он все еще мягко улыбался и все еще смотрел часовому в глаза. Тот отвечал на это глупой улыбкой.

– Молодец. Заходи. Тут отдохнешь, – сказал Синклер.

– Спасибо. Я так устал. Так хочу отдохнуть, – сказал боец.

«Просто уйди, тварь, уйди на хрен».

«Довольно грубо. Ты же понимаешь, что я бы не пришел, не позови ты меня?»

«Это неправда».

«Хорошо. Ушел».

Синклер обнаружил себя стоящим в распахнутой двери камеры. Часовой уже находился в ее центре. Он продолжал смотреть на Синклера зачарованно – пришлось отвести взгляд. Часовой медленно моргнул и огляделся. В его скованные дремотой глаза медленно возвращался ужас.

«Чтоб ты провалился», – подумал Синклер о Другом.

– Постой, – осипшим голосом сказал часовой. – Я буду стрелять.

Он медленно обшарил плечо и не нашел там ремня автомата. Синклер повторил его жест и понял, что Другой ухитрился разоружить бойца. Вот откуда на плече эта приятная тяжесть. Синклер провел рукой по поясу и понял, что пистолет он отобрал у часового тоже.

– Да как так, ты же обещал, – сказал боец обиженно.

Синклер ждал, что часовой бросится на него, попытается свалить с ног или отобрать оружие. Тогда бы у него не осталось выбора. Но боец уныло стоял в центре камеры и смотрел на Синклера так, словно тот отказался завести дома щенка, хотя обещал.

– Извини, – сказал Синклер вымученно.

Он ждал.

– Ты хотя бы. Кричать будешь? – спросил Синклер. – На помощь звать?

– Я не могу, я охрип, – сказал боец.

Голос у него действительно был сиплым и еле слышным.

– Твою мать, – сказал Синклер. – Штаны сухие?

– Сухие, – просипел боец.

Синклер поднял с пола тряпку, которую часовой принес ему для наведения тюремного уюта. Оторвал несколько длинных лоскутов. Из одного сделал кляп и заткнул часовому рот, другим плотно замотал. Еще двумя связал руки и ноги. Ткань крепкая на разрыв, а боец далеко не богатырь. Долго рвать будет.

– Не туго? – спросил Синклер.

Часовой плакал и протестующе мычал.

– Тебе не нравится. Тряпка грязная. Во рту? – спросил Синклер.

Часовой заугукал сквозь кляп. Он лежал связанным на мокром полу и извивался, как большая несчастная рыба, выброшенная на берег.

– Понимаю. Сам такую принес, – сказал Синклер. – Не хнычь.

«Аплодирую твоему цинизму».

«Заткнись».

«И лицемерию».

Синклер запер дверь камеры, оставив часового в темноте. Он не забыл забрать картофелину из выпавшего лотка, обтер ее рукавом свитера и тихонько сжевал.

Синклер аккуратно двинулся вдоль коридора. Со стены подсвечивали редкие масляные факелы. Он каждую секунду ждал, что его накроют другие тюремные бойцы. Они могли услышать лязг двери. Синклер аккуратно шел по стенке, ориентируясь по запаху свежего воздуха, и прошел три коридора. За углом он увидел другого часового. Парень сидел за столом и увлеченно разгадывал какой-то древний сканворд с желтыми, рассыпающимися страницами.

«Грамотей. Мне разобраться?»

«Какого дьявола ты вообще проснулся?»

«Ты позвал меня».

«Я не звал».

«Это ты так думаешь. Ты проявил малодушие».

«Уходи».

«Отец рядом, Синклер. И я никуда не уйду. Тебе больше нечем меня прогнать».

– Борян, ты? – крикнул сканвордист. – Чо, накормил этого упыря? Он съел? Ты зазырил, как он ел?

Синклер вышел из-за угла с автоматом наперевес. Парень уже открыл рот для визга, но Синклер мощным прыжком преодолел разделяющее их пространство и на излете выбросил руку с автоматом. Крепко ухваченный за цевье автомат со свистом описал полукруг и врезался бойцу прикладом в челюсть.

Вторым прыжком Синклер приблизился вплотную к часовому и крепко схватил его за горло, не давая кричать. Боец сипел, беспомощно пытаясь отодрать его руку.

«Убей его».

«Нет».

«Он закричит, и сюда все сбегутся».

Синклер слегка ослабил хватку, дав бойцу немного продышаться.

– Ты будешь кричать? – спросил Синклер.

– Тебя завалят, мудила, – прохрипел боец. – Скотина сраная. Дохлое чмо. Отпусти меня, тебя завалят.

Вдруг Синклер почувствовал, как по всему телу разливается умиротворение.

«Черт, почему так рано?»

«Я же говорил, что Отец рядом».

Сразу за покоем Синклер почувствовал пульсирующую злобу. И снова покой. И злобу. Синклер поддался этому рваному ритму, слыша, как внутри него что-то кричит. Не в силах сопротивляться, он двумя большими пальцами вдавил кадык в горло хрипящему бойцу.

– Нет, – сказал Синклер.

«Еще как да».

«Убирайся».

«Это ты убирайся».

Синклер обессиленно наблюдал, как тот, Другой, деловито обыскал труп часового. После этого Другой подошел к стоящему в углу комнаты дряхлому шкафу и нашел там свой плащ с капюшоном, обшитым брезентом. В шкафу валялось много вещей, принадлежавших заключенным. Другой отыскал в нем свой вещмешок и свое привычное оружие.

В этом месте он слегка расслабился, и Синклер вырвал контроль. Уверенным жестом он распахнул боковой карман вещмешка и достал оттуда фотокарточку. Она была запаяна полиэтиленом для лучшей сохранности. На фотокарточке запечатлено нечто из прошлой жизни. Нечто настолько важное, что об этом нельзя всуе.

Синклер почувствовал, как внутри головы слегка рассосался темный туман.

«Съел, мразь?»

Другой молчал.

Синклер собрал экипировку. Перед тем как выйти, он внимательно посмотрел на мертвого часового с изумленным лицом. Он смотрел в это лицо, стараясь запомнить каждую черту, каждую прилипшую ко лбу прядь, каждую ресницу. Синклер застегнул ему жилет до самого горла, пригладил растрепанную прическу, прикрыл веки ладонью и ушел.