Анатомия любви - Дана Шварц

Недели проносились перед Хейзел в бешеном калейдоскопе. И пусть то, что она в детстве целые дни проводила на полу отцовского кабинета в компании экземпляра «Трактата доктора Бичема», с самого начала дало ей преимущество перед остальными студентами, вскоре очевидной стала необходимость впитывать до капли все, что давалось на занятиях, чтобы у нее появилась надежда сдать экзамен на врача.

Она старалась писать как можно быстрее, чтобы не упускать ничего из лекций доктора Бичема, в которых говорилось обо всем, от лимфатической системы и строения скелета до использования пиявок в современном кровопускании; и доктор нередко напоминал им, что курс будет все сложнее, особенно когда им покажут вскрытие человеческого тела. Главной частью курса, за которую студенты платили деньги, было именно это – возможность наблюдать, как профессионал проводит показательное вскрытие тела. Хейзел точно не знала, являлась ли источником материала для вскрытий публичная казнь или деятельность воскресителей. Джордж был похоронен на фамильном кладбище неподалеку от Хоторндена, поэтому у семьи Хейзел никогда не возникало проблем с орудующими в самом сердце Старого города шайками, которые шатались с лопатами по погостам ночью, выкапывая недавно погребенные тела.

Сначала Хейзел боялась, что ее маскировка будет раскрыта, что специалисты по человеческому телу раскусят ее – в шляпе не по размеру и брюках, которые даже Йоне не удалось хоть чуть-чуть подогнать по фигуре, – и поймут, кто она такая: юная девушка в одежде брата. Но в классе было сумрачно, свет шел от факелов и свечей, а ее соседи по классу не отрывались от тетрадей, отчаянно торопясь успеть записать слова Бичема, и поэтому никто не уделял ей особого внимания.

То есть никто, кроме Траппа, парня с родинками и ухмылкой как у кабана, готового наброситься в любой момент. Когда всем стало очевидно, что Хейзел (а точнее, Джордж Хейзелтон) – лучший студент класса, Трапп начал использовать малейшую возможность сделать ей пакость. Как-то утром Хейзел обнаружила, что вместо чернил у нее в чернильнице кровь. Следующим был кусочек мозга, пришпиленный перочинным ножом к ее парте. Но и Траппу не хватало сил, чтобы по-настоящему усложнить Хейзел жизнь, ведь нужно было сосредоточиться на освоении материала.

На горизонте маячил экзамен, но была и еще одна, более близкая угроза: несмотря на показное радушие в начале занятий, Бичем фанатично отсеивал тех, кто хоть немного отставал от класса. На второй день один из парней забыл перо, и его вышвырнули прочь. На четвертый день без всяких церемоний выпроводили еще двоих студентов, которые не смогли назвать главные системы тела.

– Вы, там! В голубом жилете. Назовите симптомы римской лихорадки, Plaga Romanus. Также известной как «лихорадка каменщиков» или просто «зараза»! – прокричал Бичем вопрос одному из студентов на прошлой неделе.

Парень побелел от ужаса. Хейзел подумалось, что именно такое выражение лица могло быть у несчастного, который заметил несущегося к нему на полной скорости льва.

– Э… эм… ну, лихорадка? – пропищал парень.

Трапп хихикнул. Доктор Бичем ждал ответа студента, ожидающе подняв бровь. Тот отчаянно оглядел класс в надежде на помощь. Не получив ее, невезучий парень встал со своего места, отвесил низкий поклон доктору и выскочил из зала.

Когда начался второй месяц занятий, в классе – когда-то переполненном студентами, пинавшими и толкавшими друг друга в сражениях за место на партах, – осталась всего дюжина студентов.

Бичема, похоже, такое положение вещей вполне устраивало.

– Доброе утро, – заявил он, с улыбкой заходя в класс. – Остались самые сливки. Нет никаких сомнений, что кому-то из вас удастся стать отличными врачами.

Прикрывшись полями шляпы, Хейзел не стала сдерживать улыбку.

Бичем провел очередную лекцию (о составлении сломанных костей и лечении растянутых связок), а когда студенты стали собирать свои записи, поднял руку, прося остаться на местах.

– Завтра нас ждет кое-что новое. Прошлым вечером на Грассмаркет-сквер было повешение – какой-то нищенки-убийцы – и нам посчастливилось получить тело. – Студенты взволнованно зашептались. Трапп радостно пихнул соседа в бок. – И, хотя обычно занятие по вскрытию человека я провожу чуть позже, появление свежего мяса не согласуется ни с одним расписанием!

Слишком переполненная нетерпением, чтобы спать ночью, на следующее утро Хейзел пришла в класс почти на час раньше и увидела, что он пуст. Кафедру доктора Бичема заменил длинный стол. Хейзел приготовила свое перо и промокашку и принялась ждать. Постепенно начали прибывать другие студенты, и хоть некоторые вежливо ей улыбались, большинство просто не обращало на нее внимания. За десять минут до предполагаемого начала занятия через боковую дверь в класс вошли два ассистента, которые несли нечто объемное, накрытое простыней. Они осторожно опустили его на стол и откинули простыню.

Это был он. Труп человека. Женщины, которой могло быть и пятьдесят, и чуть больше тридцати – трудно было сказать. На висках у нее вились седые волосы, лицо с грубыми чертами выглядело одутловатым и вместе с тем безмятежным. Бичем сказал, что она была убийцей, но ничто в ее внешности не наводило на мысль о том, что она могла убить. Она лежала здесь – странная, обнаженная, чужеродная фигура, ждущая вскрытия, словно последнего наказания за свои грехи.

С улицы в класс влетел перезвон церковных колоколов, возвещающий о начале нового часа: урок должен был уже начаться. Но Бичем, который каждое утро появлялся еще до прихода Хейзел, так и не появился. Студенты начали беспокойно вертеться на стульях.

– Может быть, это проверка, – предположил Гилберт Берджесс, нервный парень с шапкой соломенных кудрей, который все никак не мог запомнить кости руки. – Может, предполагается, что это мы будем делать вскрытие. А док за нами наблюдает откуда-то! Хочет проверить, что мы сделаем!