Джокер для паука - Василий Горъ

но… не судьба… И в темной полосе одна, как перст… А сердце рвется в кровь: там, за порогом — Ненависть и Ужас,

…Им там совет твой материнский нужен,

и Нежность… и, конечно же, Любовь…

…Да, горько… Слез дорожки на лице;

ЕГО вещей тепло морозит душу,

…И на двоих ты накрываешь ужин и ждешь с утра до ночи на крыльце…

… И пусть его ломает Жизнь сейчас —

— Он ВОИН, значит, выстоит, и скоро

Его лицо возникнет над забором,

и ты утонешь в черной бездне глаз…

Голос, музыка и слова завораживали. Закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, я постепенно растворялась в возникающих перед мысленным взором картинах и вместе с певцом умирала от горя. Картины из недавнего прошлого сменялись воспоминаниями о комнате Самира, после его пропажи пугающей меня своей пустотой. Мысли о том, что он еще маленький, и называть его Воином слишком рано, — уверенностью в том, что он настоящий мужчина. Правда, вспышка надежды, подаренная мне последними строчками песни, чуть не заставила меня сорваться с места и помчаться домой, чтобы ждать появления сына, но, открыв заплаканные глаза, я заставила себя остаться — как ни странно, здесь, среди толпы восторженно внимающим барду зрителей мне было… уютно, что ли? Если слово «уютно» можно было применить к моему душевному состоянию… В общем, как ни странно, к моменту, когда в зале отзвучали последние аккорды, я настолько ушла в себя, что не сразу заметила, что в зале стоит мертвая тишина…

Нет, зрители старались на меня не смотреть, но ощущение того, что все ждут мою реакцию, было таким острым, что я даже слегка испугалась. Себя. Своих чувств. Потом, собравшись с духом, я встала, обошла стол, приблизилась к глядящему в пол певцу, и, остановившись прямо перед ним, вполголоса произнесла:

— Ты прав. Он вернется. Спасибо…

И медленно побрела обратно. К своему столику…

Мальчишка двигался настолько пластично и легко, что Гойден не смог сдержать рвущихся наружу эмоций:

— Слышишь, Юган? Представь, что бы из него выросло, останься он в руках своего папаши? Не хотел бы я встретиться с ним лет эдак через десять…

— Я и сейчас не хочу… — хмыкнул десятник. — Впрочем, нет, сейчас он не опасен… Ни для кого… Увы…

— Ну, да… — не смог не согласиться Игел. — Просветляющий из тебя, как из меня мотыга… А чего он остановился?

— Видимо, закончил упражнение… Ладно, пойду, загружу его новым. Что-то он совсем не устал…

— Иди… — усмехнулся сотник. — Кстати, и Наставник из тебя пока неважный…

Набычившись, Юган встал со стула и двинулся к замершему перед оружейной стойкой мальчишке. Короткий обмен фразами, и Коррин-младший, взяв в руки тяжеленные деревянные мечи, рванулся в атаку. И через несколько мгновений получил тычок в правый бок от легко справившегося с ним Эйлора: увы, после топорно проведенного Просветления парень потерял способность адекватно реагировать на раздражители. Что особенно сильно проявлялось в учебных боях — оговоренные заранее комбинации он исполнял на такой скорости, что Игел диву давался, а вот в свободных боях постоянно ждал подсказки. То же самое происходило и в быту — самые примитивные программы поведения держались в его памяти от силы дня три-четыре, а потом их приходилось обновлять. Что-то более сложное забывалось часа через два-три. В общем, использовать его в таком состоянии было почти нереально. Поэтому Гойден, кое-как справившись с раздражением, и послал в Корф за лучшим Просветляющим Черной сотни десятником Гильеном: позволять провести коррекцию кому-нибудь из штатных мастеров Игел побаивался, ибо запороть такой материал было бы слишком большой ошибкой. Поэтому, в ожидании старого друга, просто контролировал учительские потуги своего нового «помощника». И заодно изучал боевую технику Аниора.

А изучать было что — по сравнению с тем, что умел этот мальчишка, знания, доставленные братом Ландом, казались ерундой. За неделю наблюдения за тем, как Самир Коррин исполняет комплексы, Гойден понял разницу между ним и техникой десятника: Ланд выполнял красивую последовательность движений, в которых угадывались боевые комбинации, а мальчишка показывал последовательность БОЕВЫХ связок, внешне выглядевшую как комплекс. Уровень отработки им каждого движения поражал: реагируя на запланированную комплексом атаку, Коррин-младший вообще не думал. А действовал предельно быстро и эффективно. И если бы брат Юган не запретил ему наносить травмы, любая из его контратак однозначно привела бы к смерти спарринг-партнера. А ведь его противники, как правило, были выше ростом, весили раза в два с половиной больше и обладали серьезным боевым опытом!

Иногда, глядя на выверенные движения ребенка, Игел с грустью думал о том, что никогда не сможет просто прийти в Аниор и попытаться вступить в школу боевых искусств Мериона Длинные Руки. А, значит, никогда не сможет стать Мастером боевых искусств в представлении воинов короля Ольгерда, и все его попытки научиться двумечному бою так и останутся попытками. А вот о способности некоторых аниорцев ускоряться думать не хотелось вообще — единственный шанс изучить методику обучения этому навыку стоял сейчас перед ним и тупо глядел в пол, не понимая, чего от него хочет вышедший из себя Юган:

— Ускорься, демоны тебя подери!!! Сделай комплекс быстро!!! Быстрее, тебе говорят!!! Так, как ты дрался со мной в лесу!!!

— Оставь его… Пусть работает так, как может… — перебил Эйлора сотник. — Давай дождемся прибытия брата Гильена — может, тогда удастся его разогнать и разговорить?

— Как скажешь, брат Гойден… — мгновенно остыв, Юган кивнул и уже спокойным голосом приказал мальчишке продолжать в том же духе…

…Задумчиво глядя на работающего с мечами ребенка, сотник вспоминал вчерашний доклад вернувшегося из Корфа брата Сава, и пытался снова вернуть себе хорошее настроение. Получалось, но очень медленно. Ибо было чему радоваться. Во-первых, добрых две трети населения страны в той или иной степени ждало появления Освободителя, а значит, было морально готово к будущему перевороту. Во-вторых, Император Маас начал готовиться к войне с Аниором, и столица Империи постепенно начала превращаться в один огромный военный лагерь. И, в-третьих, большинству отправленных в Корф солдат и офицеров Черной сотни удалось завербоваться в армию. Последняя новость была самой важной, и поэтому вчера Игел не смог сдержать довольной ухмылки: Маас сам копал себе яму, в которую должен был свалиться! И теперь дело оставалось за малым — дождаться момента, когда основная масса войск отправится грузиться на корабли. И возвращаться в город с полутора сотнями лучших бойцов. Чтобы взять власть в свои руки…

Правда, советник Игела, брат Сав, считал, что захват власти в Ордене — не самое важное, чего должен желать сотник, — и упорно доказывал, что смена первого лица государства в момент, когда войска Аниора гарантированно уничтожат половину армии Ордена, не самый лучший момент для переворота. Но на это его мнение Игелу было наплевать. Уверенный, что сможет справиться и с народными волнениями, и с голодом, и с послевоенной разрухой, он отмахивался от советчика и периодически посылал его куда подальше. Так как сильно сомневался, что даже разбив половину армии Ордена, король Ольгерд вдруг решит захватить империю, лежащую так далеко от его королевства…