Щенки-медвежатники - Виталий Ерёмин

Она гладила его волосы, трогала восковые руки. Отец Костика стоял молча, у него все дрожало: губы, руки, все тело. Поникшую Ленку держали под руки Катя и еще какая-то девчонка.

Джага что-то сказал слободским, самым рослым. Те освободили Андрею место возле гроба. Вместе они подняли Костика. Гроб был тяжелый. После бессонной ночи Андрея качало.

Духовой оркестр заиграл «Школьный вальс». В толпе послышался негодующий ропот: «Сами убили – сами хоронят» и что-то еще в том же духе. Слободские делали вид, что не слышат.

Андрей боялся покойников. Но на кладбище заставил себя рассмотреть друга. Лицо восковое, губы синие, волосы редкие. «И я мог бы вот так же лежать», – подумал Андрей.

Он поднял глаза и увидел в толпе Толяна, а рядом с ним Петра Палыча. Майор стоял нахохлившись, в какой-то куцей курточке. «Его-то зачем сюда принесло? – подумал Андрей. – Надо же, все ему интересно».

Наступил момент прощания с покойным. Родственники целовали Костика в лоб, ребята просто склоняли головы.

Неожиданно толпа пришла в легкое движение. Кто-то протискивался к гробу. Люди расступились. Это был Адам. Он сказал, обращаясь к родителям Костика:

– Уважаемые, все мы знали Костика, все мы уважали его. Он был еще молод, но это был настоящий мужчина, настоящий воин. Его убили по-воровски, исподтишка. Прошу вас, не верьте, что к этому имеют отношение чечены. Это не так. Мы знаем, кто убил Костика и какие для этого были причины. Со всей ответственностью заявляю: кара настигнет этих шакалов.

Адам вручил родителям Костика пухлый конверт с деньгами. Джага и все слободские стояли с отрешенными лицами, глядя прямо перед собой. Адам обвел их ледяным взглядом и отступил в толпу. Гроб стали опускать в могилу. Оркестр снова заиграл «Школьный вальс».

Поминки проходили в ресторане. Слободских и центровых разделяли только массивные колонны. Ничто не мешало крутой разборке. Но милиционеры контролировали ситуацию. Фойе было забито кокардами. Несколько «воронков» стояло наготове у входа в ресторан.

Андрей, Димка, Толян и Генка сели отдельно от всех, за накрытый служебный столик. Все было ясно: что пить, чем закусывать. Но Любаша все же подлетела. Она оперлась рукой о стул, на котором сидел Андрей. Ее грудь чуть не вывалилась ему на тарелку.

– Мальчики, здравствуйте, меня зовут Люба. Может, еще чего принести?

Генка ответил тоном завсегдатая:

– Люба, если что понадобится, мы тебя позовем.

Димка шепнул Любаше, показывая глазами на Андрея:

– Ну как он тебе?

Любаша томно вздохнула. Андрей чувствовал, как наливается краской.

– Ей уже не нужны подарки, – шепнул Димка. – Она смотрит на тебя, как мужик на юную девственницу.

Любаша сказала Андрею:

– Если хочешь, можешь проводить меня. Мы сегодня закроемся раньше. В половине десятого подходи.

– Ладно, – буркнул Андрей.

Первые полчаса слободские вели себя так, как и подобает на поминках. Но потом забыли, для чего собрались. Стал слышен смех, мат, пьяные выкрики.

Центровые, как по команде, встали и вышли из ресторана.

– Нам тоже пора, – сказал Андрей.

Толян сказал, что Петр Палыч приглашал на стерляжью уху. Друзья пошли в Новостройку. Возле своего дома Андрей увидел младших братьев. Похоже, они его поджидали. Славик, захлебываясь от волнения, сообщил:

– Письмо пришло из Ленинграда. Мы открыли, а там вот что.

Он протянул фотографию. Андрей глянул и обомлел: Леночка! Сомнений быть не могло. Она как две капли воды была похожа на отца. Андрей поскреб в затылке. Ну и дела!

– У нас, оказывается, есть сестренка, – хихикнул Славик, переглядываясь с Валеркой. – А мы и не знали.

– Вообще-то распечатывать чужие письма нехорошо, – строго произнес Андрей.

Мальчишки виновато переглянулись.

– Что думаете делать?

– Мы у тебя хотели спросить, – сказал Славик.

– Заклейте конверт и бросьте в почтовый ящик.

Анна Сергеевна увидела Андрея в окно. Вышла из подъезда.

– Зайди, поешь.

– Я сыт, – отозвался Андрей.

– У нас Зинаида Гордеевна. В кинг играем. Может, составишь компанию?

– Нет, спасибо. Ты же знаешь, я не люблю карты.

– Отец хочет уладить отношения, – сказала мать. – Не отказывайся, это нехорошо.

– Пойдем домой, Андрей, – взмолился Славик.

И Валерка повис на руке.

– Пойдем!

В семье была традиция – весело проводить выходные дни. Отдыхать после трудовой недели на полную катушку. Мать еще со среды начинала что-то готовить, чтобы в субботу стол ломился. Судья Щукина приходила с бутылкой водки, которую ставила перед собой и сама же выпивала. Она сидела с багровым лицом и отвислыми щеками. Гладко зализанные жидкие волосы со следами перхоти сосульками свисали по вискам. Пепел с папиросы падал прямо в тарелку.

Похоже, отец нервничал не меньше Андрея. Подвинул ему портсигар.

– Кури.

«Что делается!» – подумал Андрей.

Он сбился со счету, сколько раз отец порол его за курение. И вот на тебе, амнистия.

– Спасибо. Ты же знаешь, я курю сигареты.

– Можешь взять портсигар. Дарю, – сказал отец.

Портсигар был серебряный, тяжелый. Таскать его в кармане было неудобно. К тому же сигареты в портсигаре не носят.

– В честь чего такая милость?

Отец насупился. Ему не понравилось, что сын кочевряжится.

– Надеемся, что все поймешь, – сказала мать.

– Что я должен понять?

– Что никто тут не желает тебе зла.

Андрей закурил сигарету. Подумал: как бы не поперхнуться. Образовавшуюся паузу заполнила судья Щукина. Спросила, глядя Андрею в переносицу:

– Небось был на похоронах Громова?

– Был.

– Ну и что ты об этом думаешь?

– О чем об этом?

– О его смерти. Помнишь, я тебе говорила – не связывайся с ним?

– Костик был нормальный парень, – мрачно бросил Андрей.

– Ну, это на твой взгляд. А у нас на него другая информация. Твой Костик по кличке Гром был такая же шпана, как и другие слободские.

– Но он же отшился от них, – возразил Андрей.

– Отшился, когда замаячил срок. Даже бокс бросил. А до этого что вытворял? Сколько от него пострадавших, знаешь? Перевелся в вашу школу, как агнец невинный. Мол, в старой школе ему мешали учиться плохие ребята. Он – хороший, остальные – плохие, слышали мы эту песню.