Семь колодцев - Дмитрий Стародубцев

— Ну, тогда получай!

Фома с разворота заехал Кузе в челюсть. Виновнику добавили Вовочка и засуетившийся Яцек.

— Палачи! Вам меня не сломить! — Кузя упал, сломал свои очки и теперь, с трудом поднявшись, подслеповато разглядывал обломки. Его подбородок был измазан кровью.

Я не выдержал и решительно шагнул вперед.

— А тебе чего? — удивился Фома. — Тоже хочешь?

— Хватит! — сказал я твердо.

— Чего-о?!

Разъяренный Фома было шагнул ко мне, но на его пути встал Вовочка:

— Не надо — он свой!

Фома тут же охолонул. С Вовочкой даже он не хотел связываться.

— Ладно, пацаны, разошлись. Никто ничего не видел. А тебя, Кузя, еще раз с Танюшей увижу, на клочки порву!

В три часа ночи мы купались в холодной Истре, мелководной речушке с быстрым течением. Ночь была светлая, ласковая. Многие уже видели десятый сон, но кучка самых стойких не хотела успокаиваться.

Играл магнитофон.

Света стояла в одиночестве на берегу. Она, единственная из всех, не решалась заходить в воду. Может быть, забыла взять с собой купальник?

Краем глаза я ни на секунду не упускал ее из виду.

Речку пересекал деревянный мост. Я вбежал на него, подлез под поручень и взобрался на подпорную балку.

— Ты чего, Сашок, разобьешься! Слезай! — закричали одноклассники.

Я посмотрел на Свету. Она не сводила с меня глаз.

Я сильно оттолкнулся и сиганул вниз. Вошел в воду ногами и сильно ударился о галечное дно. Но ничего.

Вынырнул. Огляделся. Девчонки зааплодировали.

У Фомы от зависти аж челюсти свело. Он было двинулся к мосту, но передумал — страшно.

Света сияла.

— Ну-ка разойдись! — зарычал Вовочка.

Он потопал на мост, неловко перелез через поручень, отчего тот затрещал, ступил на балку и примерился.

Все тревожно замолчали. Это уже было целое состязание.

В последний момент Вовочка поскользнулся и неловко оттолкнулся. Крупная туша неуклюже плюхнулась в воду. Взметнулся фонтан брызг.

Получилось невероятно смешно. Все от хохота схватились за животы и попадали на землю.

Вовочка вылез злой. Его взгляд не предвещал ничего хорошего. Он снова пошел на мост, и теперь прыгнул достаточно чисто.

Что ж… Я тоже оказался на мосту, но на этот раз взобрался на поручень и вытянулся во весь рост. Сейчас мне нужно было пролететь до воды на несколько метров больше.

Я с диким криком сиганул в бездну, а перед самой водой поджал ноги. Получилось здорово. Вышел на берег тяжело дыша.

— Чего, Юрий Гагарин, что ли? — нахмурился Фома. — Тоже мне, герой нашелся!

Света, никого не стесняясь, смотрела на меня родным влюбленным взглядом. Я был на вершине счастья.

Соревноваться со мной больше никто не захотел…

Через полчаса в нескольких шагах от речки, в кустах я крепко обнимал податливо размякшую Свету. Со мной что-то происходило, я весь горел, но одновременно я чувствовал, что и с девушкой что-то происходит. Вся она была какая-то покорная, обессилевшая, будто под гипнозом.

Широкие глаза с влажным искристым блеском…

Прикосновение груди, запах волос…

Я поцеловал Свету в губы. Это был первый настоящий поцелуй в моей жизни.

Наконец-то я понял то, чего раньше никак не мог понять. Почему рыцари из романтичного и жестокого средневековья, всякие там донкихоты, готовы были пожертвовать всем и даже жизнью ради всего лишь одного поцелуя дамы своего сердца. Во дураки! Но теперь я и сам был готов отдать все взамен неописуемого наслаждения.

Поцелуи и сопутствующие им переживания были до меня описаны неоднократно. Наверное, тысячу или миллион раз. Как же быть? Повториться? Размазать сопли по щекам? Пустить одинокую слезу умиления? Вот, блин, мол, так и так… Или выпендриться технической стороной дела, заодно обнаружив знание вопроса? А может быть, удариться в словесную эквилибристику? Но что это даст? Лишь в очередной раз распишусь в собственном бессилии (имеется в виду литературном), что уже и так делаю на протяжении всех этих страниц.

Ах, братишка! Все тлен, пустота! Чапаев и пустота!

Как подобрать те волшебные слова, которые наиболее ярко и точно выразят то, что происходило? Где отыскать те обороты, которые представят мой случай с самой увлекательной, незабываемой точки зрения?

Что сделать, чтобы описать поцелуй лучше всех на свете?

А?!

Не буду и пытаться. Скажу только, что это был пусть недолгий, неумелый, поверхностный, но самый счастливый поцелуй в моей жизни.

Когда мы вернулись на берег Истры, стояла предрассветная немота.

Уже выпала роса, клубилась над водой молочная пенка.

Вдруг вспыхнула зарница и……… чего-то там… бла-бла-бла… разукрасила небо.

Я не мог и представить, что мне когда-нибудь доведется встречать рассвет вместе с этой чудесной девушкой.

Это была сказка.

Вскоре Света поежилась и предложила идти спать. Она первая направилась к своей палатке.

Мне не хотелось спать. Сердце в груди бешено колотилось. Я решил не ложиться и встретить утро на берегу. Для подобного случая у меня было припасено несколько сигарет.

На песчаном пляже, за ивовым кустом, я вдруг обнаружил Вовочку, Фому, Паскея и Яцека. Рядом валялись пустые флакончики «Шипра». Ребята хмуро курили.

— Вот ты и попался! — спокойно сказал Вовочка. — Мы вас тут уже давно поджидаем.

Фома предъявил мне свою знаменитую финку и сделал ей несколько залихватских движений. Паскей с ехидной улыбочкой подбросил в руке короткий ломик. Подлый Яцек, в свою очередь, незаметно отделился от компании и обошел меня сзади.

У меня затряслись ноги. Я не в силах был ничего сказать.

Вовочка отстранил Фому: «Я сам!» и подошел ко мне вплотную. Только я собрался все-таки что-то представить в свое оправдание, как получил сильнейший удар в висок и покатился на траву.

Дрался я нередко, но еще никогда не испытывал на себе столь мощного удара. Будто железной гантелей по башке треснули. Я на мгновение потерял сознание. Придя в себя, я решил не подавать признаков жизни.

— Ты его не убил случайно? — натурально испугался Фома.

Он уже проходил по уголовному делу, и ему не хотелось вляпаться в новое.

Яцек пощупал мой пульс.

— Жив! — радостно сообщил он. — Может, водой плеснуть?

— Пошли дрыхнуть, сам очухается, — махнул содранной рукой Вовочка и первый покосолапил по тропинке, ведущей к лагерю.