Призрачная дорога - Александр Снегирев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Догадавшись, что от меня так просто не отделаешься, собака принялась жевать, бросая на меня взгляды, полные оскорблённого достоинства.
4
– Кто камин будет достраивать? Тебе не надоело в этом бардаке жить? – обратилась ко мне Кисонька, удовлетворённая собачьим аппетитом.
– Другого найдём, – сокрушённо возразил я.
– Другого… мы ему аванс дали.
– Я сделал это ради нас! – взвизгнул я. – Ради нашей семьи!
– Нашей семье не помешает, если камин будет побыстрее достроен, – отрезала Кисонька.
Я смотрел на ужасную картину, причиной которой стал, и глубокое раскаяние охватило меня.
И в самом деле, разве стоит недостроенный камин его хамства, высокомерия и притязаний на Кисоньку?
Конечно камин дороже!
Камин – это уют, это порядок, это семейный очаг.
Да и аванс жалко.
Захотелось обхватить голову руками, как в кино, и воскликнуть: «Что же я натворил?!»
Захотелось закрыть глаза и чтобы всё исчезло.
◆
Ни говоря ни слова, я лёг над диван и подтянул колени к подбородку.
Я снова маленький мальчик, я ничего не должен решать.
– Хороший мой, счастье моё. – Кисонька погладила мою голову. – Прости меня, я виновата, не создала тебе нормальных условия для работы. Дом тесный, камин этот… Надо научиться справляться с приступами агрессии. Если хочется кого-то убить, просто поприседай.
– Ты права, милая. Как ты права, – ответил я, едва не плача.
Мне вдруг стало очень жалко себя. И Кисоньку, и печника, и собаку, и вообще всех. Благородная печаль переполняла меня.
– Ты ни в чём не виновата. Обещаю тебе в следующий раз приседать. Обещаю найти другого печника, который быстро всё доделает, – говорил я, будто прощаясь навеки. Будто я лежу на смертном одре и Кисонька выслушивает мою последнюю волю. – И не печалься об авансе, пусть у него останется в качестве компенсации.
◆
До наших ушей донеслись странные звуки.
Склонившись над печником, богиня быстро орудовала большим ножом.
Вспоров горло под бородой, она засунула руку глубоко внутрь печника и шарила там.
Пока мы, скованные ужасом и любопытством, смотрели, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хоть слово, она вытащила через рану что-то красное, округлое и скользкое.
Облизала и ощерилась.
– Кошкам пожарю, не пропадать же.
1
– Привет, мамант!
– Привет, – ответили мы с Кисонькой хором, хотя приветствие было адресовано только ей.
– Привет… – Дочь не закончила фразу, но смею надеяться, что она хотела произнести «папант». Очаровательная игра слов. Как в детстве.
Должен признать, я нисколько не в обиде на дочь из-за того, что она так и не произнесла это «папант».
Я бы на её месте тоже не произнёс.
Ещё неизвестно, смог бы я вообще говорить, окажись на её месте. Представьте сами: приезжаешь домой, а там родительская подруга с ножом в одной руке и человеческим сердцем в другой.
И труп печника на полу.
◆
– Мы тебя не ждали, – сказала Кисонька.
– Но мы рады тебя видеть, – добавил я.
Что-то шлёпнулось.
Все обернулись на богиню.
– Не обращайте внимания, я вытру. – Богиня пыталась поднять с пола выскальзывающее из пальцев сердце.
– Я хотела на следующей неделе приехать, – сообщила дочь. – А потом решила не откладывать. Меня Цыпочка подбросила.
Вошла Цыпочка, дочкина подруга.
Всегда, когда вижу её, любуюсь. Настоящая красавица и такая уже взрослая. Наша-то ещё совсем ребёнок.
2
Не успев поздороваться, Цыпочка упала.
Даже не вскрикнула, просто бух и всё.
Впечатлительное поколение.
– Надо смочить ей лоб, – нашлась Кисонька.
Я приподнял голову Цыпочки и плюнул ей в лицо.
И одновременно чихнул.
По правде говоря, чихнул и плюнул разом.
В носу щиплет с того момента, как вышел к столу.
◆
Цыпочка раскрыла глаза.
– Что это у меня на лице? – спросила она слабым голосом.
– Это я плюнул, – ответил я смущённо.
– О, спасибо. Это лучший способ меня воскресить. – Цыпочка тоже смутилась, и её бледные щёки порозовели.
– Как самочувствие?
– Я в полуобмороке, – прошептала Цыпочка и покраснела ещё гуще.
3
– Забанили так забанили, – сказала дочь, присев на корточки рядом с печником. – Мы не рано появились?
– Как сказать… – заметил я.
– Мы всегда тебе рады, – вмешалась Кисонька.
– Я не в том смысле!.. – запротестовал я. – Конечно, мы тебе рады, я уже говорил, просто сама видишь… – Я снова закончил многоточием.
– Ты сам решил, что настал наш черёд, – подала реплику дочь, разглядывая мёртвого печника.
– Сцену твоего приезда написал я, но это не значит, что решил тоже я.
– А кто, если не ты?
– Учёные доказали, что в голове каждого из нас живут целые колонии микробов. Они воздействуют на мозговые центры в собственных интересах, – произнёс я с обречённостью мудреца. Я не уверен, что точно цитирую статью про обитателей черепной коробки, но сама идея мне нравится.
– Какой ужас, получается, за меня решают какие-то насекомые? – расстроилась Цыпочка.
– Я давно догадывалась, – вставила дочь.
– Я очень exited[1]. – Цыпочка училась в Англии, ей свойственно спонтанное англоязычие. – Но я не могу принять, что я – это не я… – Цыпочка обвела руками свои соблазнительные очертания, – …а какие-то мерзкие микробы. Какой-то вирус, болезнь.
– Мы одновременно и тело, и организмы, его уничтожающие, – заявил я тоном проповедника. – Нас учат, что каждый человек – индивидуальность, но это иллюзия. Индивидуальность наша определяется зрением. Если всех нас разглядывать под микроскопом, окажется, что между нами и остальным миром нет границ, молекулы и атомы бегают туда-сюда, постоянно размывая границы, мы – часть единого целого, и микробы, которых мы так боимся, которые убивают нас, как бы лишая индивидуальности, на самом деле приближают нас к единению с этим общим великим целым.
– Надо руки мыть перед едой, особенно если в доме питомцы, тогда и микробы меньше тревожить будут. – Дочь бросила выразительный взгляд на тело печника и погладила собаку.