Таверна «Зеленый попугай» - Ульяна Гринь

– Как долго я ждал этого момента, Лекса! – и снова приник губами к её губам.

* * *

Это сон? Кто мог ждать долго, чтобы обнять и поцеловать её? Никто… Значит, сон. А во сне можно всё. Поцелуй не был ей противен, и Лекса расслабилась. Так интересно, что ей снится секс с незнакомцем, который проявляет не меньше пылкости, чем Вик! А может быть это Вик?

Лекса отстранилась – да нет, этот мужчина совсем не похож на варвара! Он худощав и строен, высок, тонок в кости. У него длинный нос и тонкие, но приятные губы. Волосы лохмами, словно он никогда их не расчёсывал… И вместе с этой диковатой внешностью он кажется более цивилизованным, нежели Вик. У него такие тонкие деликатные пальцы… Они гладят её кожу, ласкают нежно и почти неслышно, освобождают от сорочки. Руки – жилистые, длинные – увлекают куда-то в пустоту и мягкость перины, а губы снова берут в плен, словно торопясь, боясь, что Лекса вырвется и убежит.

– Куда же мы? – с любопытством спросила она у сновидения. То усмехнулось и сказало загадочно:

– Я знал, что ты не будешь против!

– Я не против, но куда ты меня ведёшь?

– Вот сюда, – ответил незнакомец и уложил на мягкую постель.

– Как тебя зовут?

– Зачем тебе знать, если не узнала?

– А мы знакомы?

– О-о-о да!

Он не переставал целовать Лексу, лаская её тело повсюду, куда доставали руки. Да этот парень знает толк в искусстве секса, он явно не девственник и будет любить её страстно и долго! Только бы не проснуться, пока всё не закончится!

Но, как ни странно, сон длился и длился. Лекса изнемогала под ласками, которые зажигали огонь в её груди, и стонала, когда её призрачный любовник шептал прерывающимся голосом:

– Никогда не думал, что смогу обнять тебя, что смогу поцеловать твои пухлые губки, что ты будешь моей, нежная принцесса…

– Да кто же ты?! – не выдержала Лекса неизвестности, отстраняясь и пристально глядя в глаза незнакомцу, а он фыркнул, откинув светлые пряди, липнущие ко лбу, и едко ответил, входя одним сильным движением в её истекающее соками любви лоно:

– Павел Иннокентьевич я, Лекси-Лекси…

– Пашка?! А-а-а-а… – вскрикнула она и застонала от незабываемо сладкого ощущения его длинного члена в глубине своего тела. Потом пробормотала, будто про себя: – Я вижу сон, в котором предаюсь любовным утехам с попугаем… Докатилась…

– Это не сон, – задыхаясь от страсти, сообщил мне Пашка. Странно, он выглядит совсем как человек! И говорит, как человек! Говорит именно то, что сказал бы Пашка, и именно таким тоном… Да ещё и уверяет, что не сон, а явь!

– Это сон, – уверила она попугая, обнимая ногами его спину, вжимаясь животом в его живот при каждом движении вперёд. – Но какой прекрасный и реалистичный!

– Я счастлив, Лекси-Лекси, что ты находишь меня прекрасным в постели, – прерывисто сказал он, убыстряясь. – Я знал, что понравлюсь тебе больше, чем этот варвар немытый!

– Он мытый, – возразила Лекса, комкая простыни судорожными пальцами, ощущая седьмое небо прямо над собой, ещё чуть-чуть и…

Бабочки осветили тёмную до этого комнату яркими голубыми всполохами.

Лекса парила вместе с ними, между них, она была одной из бабочек, как будто вся состояла теперь из наслаждения, как будто в один момент лишилась плоти и поднялась высоко-высоко на небеса.

Пашка гладил её бедро, лёжа рядом и согревая дыханием плечо, а она спросила почти неслышно:

– Разве сон на этом не заканчивается?

– Это же не сон, – напомнил он, скользя рукой по ноге, животу, по груди. – Останься со мной, Лекса, не уходи к этому…

– Как не сон? – она резко села на постели, дико глянула на светловолосого худощавого парня со смешливыми глазами и ущипнула себя за мякоть руки. – Ай!

– Ты чего щипаешься, Лекси-Лекси?! – фыркнул Пашка-человек.

– Виуз… Так ты настоящий?

– Я настоящий.

– Почему ты в таком виде?

– Неплохо, да? Я сам сперва удивился, а теперь привык, – Пашка звонко похлопал себя по ляжкам и рассмеялся: – Мне нравится это тело! Хотя я не могу в нём летать, зато могу много других вещей!

Он подмигнул Лексе и подался к ней за поцелуем, но она оттолкнула его:

– Ты с ума сошёл! А если Вик… узнает? Он всё равно узнает и убьёт тебя! И меня… Нас обоих!

Она вскочила, шаря по кровати в поисках ночной сорочки. Пашка тоже вскочил, удерживая её, зашептал на ухо горячо:

– Никто не узнает и не убьёт! Ты Лекса, принцесса Эридана, ты имеешь право делать всё, что захочешь!

– А он принц варваров! И тоже имеет какие-то права.

Лекса напялила наконец свою сорочку и оттолкнула Пашку:

– И вообще! Ты попугай! Ты животное, птица! Разве допускает Виуз такие союзы? Сам подумай!

– Я не животное, – обиделся Пашка, нахохлившись, и стал похож на самого себя в птичьем облике. – Я попугай, наделённый интеллектом в вашем мире, а этот мир, Танкем, наделил меня ещё и человеческим телом! Теперь ты не можешь говорить, что я животное.

Она задумалась на миг. А ведь он прав! Прав… Но всё равно! Он был матушкиным советником задолго до рождения Лексы, как теперь считать Пашку кем-то большим, чем просто говорящим попугаем?

– Я должна обо всём этом подумать, – пробормотала она, шаря рукой по стене в поисках двери. – А ты… Если ты расскажешь кому-либо о том, что случилось между нами… Я сверну тебе шею, когда ты будешь в попугаичьем виде!

Дверь наконец нашлась, и Лекса выскочила в коридор. Прислонилась к стене, чтобы отдышаться. В животе ещё томило и приятно ныло, а тело было лёгким, как у бабочки… Не может быть, чтобы Пашка… Пашка заставил её испытать с ним те же самые чувства, что и Вик. Разве может такое быть? Она совершила ошибку, но ошибка оказалась сладкой, как патока, и волнующей, как грозовая туча.

И какие теперь будут последствия?

Утром Лекса проснулась совершенно разбитой. Первой мыслью было: действительно ли ночью она отдалась Пашке-попугаю в человеческом виде, или ей это всё же приснилось? Открыв глаза и приподнявшись на локте, Лекса увидела, что Вик всё ещё спит. Будить варвара не хотелось, и она осторожно выскользнула из постели, схватила платье и убежала в туалетную комнату, чтобы одеться. А затем спустилась вниз: выпить чашечку чая и подумать над мучившим её вопросом.

Согласно правилам, которые она придумала и повесила в рамочку над стойкой, завтрак в таверне начинали давать в девять часов по местному времени. Сейчас старинные часы показывали семь. Есть время для чаепития, а потом нужно поставить печься тесто, с вечера оставленное в формах, чтобы к завтраку клиенты получили тёплый хлеб с хрустящей корочкой.