Смерть современных героев - Эдуард Лимонов

— Короче говоря, boys, меня узнал один премерзеннейший тип из прошлой жизни… Вы скажете: «Большое дело! Fuck him!» Я знаю, что вы так скажете. Однако мне это очень и очень не нравится. Он назначил мне свидание сегодня в десять.

— Мы можем перебраться в другой отель, — сказал Виктор. — Сегодня же.

— Он уже знает мой парижский адрес, — вздохнула мисс. — В любом случае все это куда глубже и серьезнее, чем вы думаете, джентльмены. И затрагивает множество третьих лиц. В сущности, именно третьи лица и важны в этой истории, а не fucking Артюро… Я должна попытаться с ним сговориться.

— Этот тип итальянец? — Галант постарался задать вопрос как можно более невинным тоном, так как боялся, что мисс Ивенс взорвется и накричит на него.

— Артюро говорит по-итальянски лучше, чем на других языках. Но я думаю, он и сам не сможет ответить на вопрос — какой он национальности?

— Все это связано с драгс? — спросил Виктор.

— Sure, baby[16]…— неожиданно развеселилась мисс. — Весь merde в жизни связан так или иначе с драгс. — И стала вынимать из сумочки одну за другой скомканные серые итальянские мили. Затем выгребла горсть светлых монет и, разложив их на столе, занялась отделением лир от франков.

Виктор взял итальянскую монету и, приложив ее к французской пятифранковой, сравнил их.

— Почему они не девальвируют свою лиру, Фиона? Все эти тысячи… Устанешь считать… А зачем им монета в десять лир! — воскликнул он, найдя среди монет алюминиевый кружок.

— Чтобы оставлять pourboire[17]хамам! — сказала мисс и, выхватив кружок из-под пальца Виктора, присоединила его к флотилии собранных ею на столе денег. — Пойдемте из этого мерзкого места, boys!

Boys встали, раздумывая, почему она вдруг стала называть их «boys». Сгрузив в карман фартука серые бумажки миль и серебристые сто- и пятидесятилирники, официант с досадой хватил об пол десятилиркой и пробормотал «ванкуло». Правило опять подтвердилось. В барах их компанию не выносили.

Галант так долго смотрел на слабо-зеленые подвески люстры, что у него закружилась голова.

— Виктор, напомни мне, пожалуйста, в день, когда мы будем уезжать, чтобы я сняла люстру.

— Люстру? Зачем, Фиона?

— Настоящее венецианское стекло. Люстра выдута в Мурано. Я повешу ее у себя в апартаменте.

— Хочешь, я сниму ее сейчас?

— Нет, в день отъезда. Иди к нам, Джон! Что ты сидишь там один, как брошенный ребенок…

Галант встал с пола и лег к приятелям. Мисс Ивенс сняла голову с груди Виктора и переползла, перевернувшись, ближе к нему.

— Стеснительный и робкий мужчина, — прошептала она, — не будь таким робким! Такое впечатление, что ты находишься вне нашего пузыря…

— Какого пузыря, Фиона? Я не понимаю.

— Мы с Виктором находимся под общим невидимым пузырем. У нас с ним один климат под пузырем — жаркий и сеншуал климат. А ты, ты находишься вне пузыря, по ту сторону невидимой оболочки, в другом, более сдержанном и холодном климате… Войди к нам в наш пузырь… — Закрыв зелеными волосами грудь Галанта, мисс Ивенс заползала губами по его груди. Когда она поцеловала его в сосок, он почувствовал, что вокруг него потеплел и повлажнел воздух. — У нас в нашем пузыре нет первых и последних, нет лучших и худших, — пела мисс над его ухом, — у нас все равно имеют право на наслаждение. Всем у нас хорошо и спокойно. У нас ничто не стыдно и все возможно…

— Ничто не стыдно… — Галант повторил фразу и, не открывая глаз, нащупал рукой грудь англичанки. Пощупал грудь. Можно быть слепым, и все равно ясно будет, что это женщина. И от мягкой, вязкой пухлости будет вливаться в руку невидимый поток желания. И от груди рука сама собой передвинется и будет блуждать по телу до тех пор, пока не найдет самый сырой срез — откуда, не защищенная кожей, льется самая обнаженная чувственность, какую возможно излучать женщине и получать мужчине…

Он вышел из их пузыря только после того, как, застонав, кончил в английскую женщину. И сполз с нее. Рука Виктора ласково пришла, трогая осторожно его высоко поднимающуюся грудь. Коснулась несколько раз и ушла. Как бы ободрив его. Было такое впечатление, что Виктор сказал ему нечто очень глубокое и важное, чего он не сумел еще сказать ни на отличном французском, ни на плохом английском. Впервые Джон Галант засомневался в языках и в том, нужно ли возиться со словами — второстепенным средством коммуникации.

Чтобы скрыть некстати выступившую экзему, мисс разбросала по лицу и груди фуляр, подаренный Галанту, и журчала из-под фуляра. Сообщала мужчинам историю построения Венеции. На мгновение она прервала свой монолог.

— Который час, Виктор?

— Восемь. — Они тотчас вспомнили, что в десять мисс встречается с уже дружно ненавидимым ими Артюро.

— Ты хочешь, чтоб мы пошли с тобой, Фиона? — спросил Галант.

— Нет. Я отправлюсь сама. Вам ни к чему влезать в эту грязь.

— Мы уже влезли, — сказал колумбиец. — Если он выследил тебя, то он видел и нас.

— Это мой бизнес, джентльмены. Пойдите прогуляйтесь, поищите себе молоденьких девочек или молоденьких мальчиков… Или пойдите в синема. Я видела афишу, объявляющую о фестивале фильмов Кена Рассела. Недалеко от нашего отеля. В синема рядом с церковью Сент-Джулиан. Вы любите Кена Рассела, бойз?

— Я видел только «Валентино», — сказал Галант.

— О'кей, завтра мне придется заняться вашим воспитанием. Завтра днем мы отправимся на кинофестиваль…

Колумбиец встал и, обойдя кровати, лег на мисс.

— Витторио, ты с ума сошел, Виктор… Что случилось? Виктор?

Не отвечая, Виктор усиленно трепал белое тело мисс. Галанта впервые посетила мысль о том, что, может быть, присутствие его, другого мужчины, возбуждает гомосексуалиста Виктора?

Не сговариваясь, они выбежали за ней из отеля. Начинающие шпионы. Виктор в новой куртке. Снаружи — Галант вспомнил определение профессора Чарли — Венеция вновь выглядела как большое складское помещение.

По ларга Сан-Марко мисс вышла на Мерсериэ и направилась по ней, твердо прижимая сумочку к салатному боку. Виктор уговорил мисс надеть его свитер, и потому фигура ее выглядела более громоздкой, чем обычно. Выслеживать мисс Ивенс оказалось делом несложным, поскольку она не оглядывалась и шла в одинаковом темпе. К тому же в Венеции, лишенной автомобилей, работа детектива была, кажется, пешеходным мероприятием. Но если мисс вздумает сесть в гондолу или взять вапорино?

Под аркой у выхода из Мерсериэ на пьяцца Сан-Марко мисс Ивенс остановилась и, вынув из сумочки сигарету, закурила. Остановились и шпионы, прижавшись к зданию. В момент, когда она вышла из-под арки, Два Мавра над нею выбили из большого колокола первые удары десяти часов. Оставшись под аркой, шпионы увидели, как мисс Ивенс танцующей, вдруг ставшей водевильной походкой направилась к Кампанилле да Сан-Марко. На полдороге к Кампанилле мисс догнал появившийся откуда-то сбоку бледный бородач в длинном черном пальто и в очках… Остановил мисс и взял ее под руку.