Русское братство - Николай Чергинец

— Ого! — майор едва удержал рюкзак одной рукой. — Что тут у тебя?

— Да так, книги…

Степаненко умостил увесистый рюкзак в пустой угол под телефонной полкой, отметив про себя, что его нежданный ночной гость проводил рюкзак настороженным взглядом.

В ванной комнате Степаненко наметанным глазом определил, что Колешко говорит правду — он был помят, исколот осколками стекла, но не избит.

— Умывайся, а я — на кухню.

К этому времени чайник уже закипел. Степаненко до половины налил кипяток в турку, дополнил минералкой, и вскоре в чашках задымился кофе. Умытый и немного посвежевший Колешко некоторое время наблюдал, как хозяин квартиры колдует над кофе, затем уселся за стол.

— Это мой фирменный, на минералке, — пояснил Степаненко.

— Кофе, минералка, — пробормотал Колешко. — А я кофе в последнее время редко пил.

— Я помню, ты пил кофе немеряно, литрами… Врачи запретили?

— Политики… — буркнул Колешко.

Степаненко недоуменно уставился на него.

— Да, да! Политики, финансисты и прочая нынешняя олигархствующая и жирующая шваль, — опять буркнул Колешко, уже раздражительно. — Развалили, б…, страну. Все развалили… Экономику, науку. Это в какой такой стране ученый не может позволить себе чашку кофе?!

— Да, известные дела, — согласился Степаненко, понимая, что крыть ему нечем — за последние годы его друг, будучи молодым ученым, изрядно обнищал.

— Ну рассказывай, что стряслось? — не терпелось Степаненко. — Тебе сахару сколько?

— Авария как авария… — отмахнулся Колешко, то ли от предложенного сахара, то ли от просьбы хозяина квартиры рассказать о причине столь внезапного визита.

— А что ты такой взъерошенный? Может, все-таки ты виноват. Превысил скорость там или…

— Да ну, виноват! — вяло взмахнул рукой Колешко. — Я под сто кэмэ даже не шел, а он, гад, сзади вынырнул, занял левую полосу, сигналит на опережение, а потом как долбанет… Вот это ударчик был. Думал, голову оторвет…

Степаненко смотрел, как оживает от чашки крепчайшего кофе его друг. Редко они встречались в последние годы. Все по телефону, да по телефону. Жизнь развела по разным путям-дорожкам. Колешко был задиристым пареньком из параллельного класса, которому прочили спортивную карьеру. А он неожиданно выбрал научную. И, как мог судить Степаненко по внешнему виду, выбор на сегодняшний момент, был неудачным. Из парня-крепыша Колешко превратился в этакого педанта-сухаря с ранними залысинами и выпирающим, как у беременной женщины, животиком. Хотя коренастость у него осталась прежняя.

Степаненко вспомнил, как где-то полгода назад ему позвонила жена Колешко и со слезами в голосе просила поговорить с ее непутевым, как она считала, муженьком.

— В чем проблема? — поинтересовался тогда Степаненко. — Пьет?

— Если бы пил… Денег нет… — в трубке слышалось прерывистое дыхание. — Его друзья коттеджи возвели, на иномарках катаются, а он все над открытием своим корпеет, будь оно неладно… На одном хлебе сидим.

— Я могу подбросить сотню-другую? — произнес тогда Максим. Никогда бы он не стал предлагать деньги, если в обращении Иры, жены Колешко, к нему — Максиму Степаненко, не было своих резонов.

Ира была не просто школьной подругой Степаненко. Она была его девушкой. Алексей отбил Иру у него еще в десятом классе, а на втором курсе института они, Алексей и Ира, поженились. У них постоянно появлялись проблемы в семейной жизни, и Ира иногда находила время и повод жаловаться Максиму на своего мужа, но Степаненко знал, чем могут окончиться подобные жалобы, и предпочитал не вмешиваться в чужую семью. У него были в семейном плане свои проблемы, а потом — свободных женщин было в избытке.

Жили Колешки в так называемом наукограде, городе-спутнике недалеко от Москвы. Городок до недавнего времени был закрыт, все в нем было поставлено на службу отечественной оборонке. Но вот заказы от Минобороны приказали долго жить, научный люд обнищал, стал разбегаться, а упрямый Колешко продолжал за медный грош, как выразилась Ира, просиживать штаны в лаборатории.

После того звонка Степаненко раздобыл денег, передал их Ире, которая приезжала ради этого в Москву. Женщины оставались женщинами — из чувства благодарности Ира почему-то призналась ему, что она глубоко несчастна с Алексеем, который «женат» скорее на своих научных проектах, нежели на ней. Женщина всем своим видом показывала, что она нуждается в утешении, но Максим был не из тех, кто мог воспользоваться случаем, чтобы наставить рога собственному другу, пусть даже и умыкнувшему у него в свое время эту самую женщину.

Степаненко не знал, как распорядилась деньгами Ира, но вскоре она позвонила и сообщила, что деньги может вернуть, так как муженек наконец-то вернулся к реальности, стал «таксо-вать», то есть подрабатывать ночью на машине. Это было правдой. Колешко несколько раз привозил пассажиров в первопрестольную, звонил Максиму, все в гости приглашал.

Словно читая его мысли, Колешко порылся в кармане куртки, вытащил стодолларовую купюру. На удивление новенькую, хрустящую…

— Вот, — сказал он. — Должок за мной числился. Это половина. В следующий раз, когда…

Он не окончил фразы — в квартиру позвонили.

Этот звонок произвел на Алексея Колешко странное действие. Он испуганно посмотрел в проход к прихожей, перевел взгляд на Максима. Нельзя сказать, чтобы на его лице отобразился испуг. Его лицо скорее изображало недоумение — почему хозяин квартиры после звонка в дверь остался совершенно спокоен и даже не поднялся, чтобы поинтересоваться, кто же беспокоит его среди ночи?

Звонок повторился.

— Т-с-с! — прошептал Колешко. — Это они!

Степаненко выразительно посмотрел на друга.

— Кто «они»? — вполголоса спросил майор ФСБ.

Колешко приложил палец к губам. Степаненко криво улыбнулся, с бравадой вынул пистолет, до сих пор покоившийся у него в кармане тренировочных штанов и здорово их оттягивавший, и прошел в прихожую.

Степаненко взглянул в глазок и не раздумывая открыл дверь. На пороге стоял его знакомый, коллега и даже в некотором отношении приятель Дима Сидоренков. Дима работал в отделе по делам науки. Парень он был хоть куда. С ним Максим сдружился, когда вербовали агентов среди «ночных бабочек».

— Ты чего так рано?

— На грибную охоту, — удивленно произнес Сидоренков. — Мы же договорились.

— А не рано ли?

— Уже четыре… Пока доедем. Мы так условились — как можно раньше. Ты че? Перепил? Вижу, у тебя гость?!

— М-да, — Степаненко потер лоб. — В самом деле. Завтра, то есть уже сегодня, суббота. Совершенно вылетело из головы. Что ж, проходи.

Степаненко представил Колешке Сидорен-кова.

— Друг детства. Один из тех, кто знает род моих занятий. Мы — кофейничали, давно не виделись, вот и проболтали до утра.