Долина - Бернар Миньер

На мгновение он совсем растерялся. Нижняя губа задрожала, глаза наполнились слезами, а дыхание стало сиплым.

– Я слушаю, – шептала ему на ухо Циглер с терпением почти материнским. – Отсюда просто так не выходят, ты мое слово знаешь.

Молчание.

– Тимотэ продает мне наркотик… Я… Я начал, еще когда был студентом в По… Но сейчас я употребляю гораздо меньше, чем раньше, клянусь вам. Господь помогает мне избавиться от демонов. Шаг за шагом, понемногу. Такие дела в один день не делаются…

Стоя рядом со стулом Циглер, Сервас наклонился к другому уху парня.

– Я видел, как ты с ним целовался.

Румяные щеки брата Циприана стали багровыми.

– Я его не убивал… – пробормотал он. – Это не я!

Сервас взглянул на него. Теперь он буквально пылал и вытирал пот со лба тыльной стороной ладони.

Циглер встала, взяла свой стул и вернулась на прежнее место напротив монашка.

– Расскажи нам о Хозье. Как ты с ним познакомился?

Монашек долго подыскивал слова.

– Когда я приехал в Эгвив, я знал, на что иду. Знал, что без травки или порошка долго не протяну…

– То есть все, что рассказывал тут брат Ансельм про то, что ты чист, полная ерунда?

Она посмотрела ему прямо в глаза, и он отвел взгляд.

– Да, на какой-то момент так оно и было. Но я снова сорвался…

– А дальше?

Он помедлил.

– Это случилось уже потом. Тимотэ словно читал мои мысли… словно угадывал каждое мое… желание…

– Расскажи нам о нем.

От волнения глаза у него заволокло дымкой, зрачки замерцали.

– Тимотэ был недобрым человеком… Человеком без морали. Для таких, как он, делать зло – вторая натура. Врать, мошенничать, воровать, угрожать, обманывать… Он все это обожал. Он подчинялся только своим самым… разрушительным и нездоровым порывам. Не знаю, до каких пределов он мог бы дойти. Иногда он меня просто пугал.

Сервас вспомнил то ощущение опасности, которое охватило его, когда он увидел в лесу блондина.

– Но бывали моменты, когда я не мог противиться его… притягательности.

– Ты знал кого-нибудь из его клиентов? – спросила Ирен. – Его круг общения?

– Нет, к сожалению.

– Может, он чувствовал себя в опасности? Чего-нибудь боялся? Или кого-нибудь?

Он покачал головой.

– Я бы рад вам помочь, – жалобно оправдывался парень, – но я не знаю. Клянусь. Он никогда со мной об этом не говорил.

– А о чем он с тобой говорил? Он тебе доверялся?

– Несколько раз.

– И что он тебе поверял?

Юный монах помолчал, собираясь с мыслями.

– Ну, вот, к примеру, у него была навязчивая идея…

Циглер дожидалась продолжения.

– Он был одержим всем, что относилось к религии. Предметами культа, ритуалами, статуями, живописью, текстами… Об этом он знал все, это его завораживало, он обожал об этом говорить. И все спрашивал себя, существует ли ад. И еще постоянно говорил мне, что я должен помочь ему спасти душу… Что в прошлом он совершил что-то ужасное.

Ирен отреагировала, и от Серваса это не укрылось.

– И что он говорил?

Взгляд брата Циприана скользнул с одного на другую, потом остановился на Ирен.

– Он рассказал, что в шестнадцать лет убил свою сестренку. И даже посещал психиатра.

Циглер смотрела на монашка, разинув рот.

– И ты поверил? Думаешь, он говорил правду?

– Я нашел в интернете статьи того времени. Он был несовершеннолетний, и его имя не указывали. Но все сходилось: возраст, внешность, то, что отец был гинекологом…

– А кто был психиатр? Он тебе говорил?

– Нет.

Циглер и Сервас переглянулись.

– А что еще ты знаешь о Тимотэ?

– Он ненавидел отца…

Монах произнес это как вещь абсолютно очевидную, и Сервас подумал, что именно это их и объединяет.

– Откуда ты достаешь деньги? – спросила Ирен.

– Отец… Он посылает мне деньги каждый месяц, я заставил его поверить, что это для аббатства.

– А что ты делал в ту ночь после того, как встретился с Тимотэ? – поинтересовалась Циглер.

Они снова вогнали его в краску.

– Вам ведь это хорошо известно, вы следили за мной… И вы прекрасно знаете, что потом я сразу пошел спать.

Сервас не стал уточнять, что при сем он не присутствовал.

Вокруг бушевало теплое лето. Но у Серваса вдруг возникло ощущение, что на землю опустился сумрак, хотя солнце стояло в зените.

– Не нравится мне эта история, – сказала Циглер, направляясь к машине. – Совсем не нравится.

Сервас ничего не ответил, но чувствовал примерно то же самое. За всем этим стояла какая-то жестокая реальность, и они видели только ту ее часть, которая была снаружи. Он вспомнил молодого светловолосого парня, стоящего на коленях у водопада с широко открытым ртом и раздутым от воды животом. Мартен боялся худшего. Сейчас они стояли на пороге чего-то несоизмеримого. Снова сев за руль, Ирен сделала несколько телефонных звонков по поводу психиатрического досье Тимотэ Хозье и попросила, чтобы узнали имя врача, который его наблюдал.

– Надо как можно скорее поговорить с родителями, – сказала она. – Их только что предупредили, они уже едут. А пока ждем, можно взглянуть на место, где он вырос. Бригада уже там.

Они доехали до Эгвива, свернули на каменистую, всю в выбоинах дорогу, идущую вверх по холму над городом, и припарковались у бровки тротуара за фургоном научной бригады. Низкое кирпичное здание стояло в заброшенном саду, заросшем акациями и сорной травой.

Они двинулись по аллее, мощенной растрескавшейся плиткой, которая шла между старым прицепом, стоявшим на стеновых блоках, и корпусом «Фольксвагена» без лобового стекла. А дальше виднелись съеденные ржавчиной велосипеды, напоминавшие кораллы, какие-то обломки и консервные банки, сквозь которые проросла крапива. Вдоль левой стены они дошли до входной двери без крыльца. Сервас попытался заглянуть внутрь, но окна плотно закрывали коричневые шторы. Когда они прошли в дом, надев латексные перчатки и бахилы, их поразил ужасающий запах отбросов и сгнившей еды. Вонь стояла такая, что, казалось, воздух сгустился. Повсюду жужжали полчища мух.

По дому сновали техники в комбинезонах и защитных масках. Они снимали отпечатки пальцев, брали на анализ следы ДНК, различные волокна. Их сравнят с материалом, взятым на месте преступления, и занесут в каталог.

– Фу, гадость, – сказал Сервас, зажимая нос.