Мы одна семья - Шонна Делакорт

Сейчас он испытывал скорее неуверенность. Эта неуверенность была вызвана не только его личными переживаниями, но и странным поведением Викки. Она, то пылала страстью, была мягкой и податливой, то становилась неприступной и холодной, как лед. Он старался относиться к ней с пониманием, помогать ей, но терпение его подходило к концу. Он не мог дождаться, когда же, наконец, она появится в его доме и ответит на вопросы, которые так его мучают.

На дороге показался свет фар. С волнением он следил, как машина остановилась перед домом. Сердце его забилось сильнее, дыхание участилось. Он торопливо спустился по ступенькам, открыл дверцу машины и предложил Викки руку. Она оперлась на нее, вышла из машины и тут же оказалась в его объятиях.

— Я уже начинал волноваться. Боялся, что ты передумаешь.

Как Викки хотелось бы иметь хоть часть его уверенности! По дороге она несколько раз останавливалась, спрашивая себя, не вернуться ли домой.

— Должна признаться, что я об этом подумывала.

— Я рад, что ты здесь. — Он нежно поцеловал ее в губы и повел в дом.

Она покорно шла за ним и раздумывала о том, что изменилось за прошедшую неделю. Чем эта ночь отличается от той? Изменилось то, что Вайатт и Ричи познакомились и понравились друг другу. Их дружба еще не стала прочной, но неделю назад никакой дружбы вовсе не было.

Они зашли в дом. Пятнадцать лет назад именно здесь, в этом холле, перед этим камином, Генри Эдвардс отчитал ее и сообщил о том, что его сын уехал из Морского Утеса, чтобы избавиться от ее приставаний.

Паника охватила Викки. Она резко остановилась и бросилась назад, к двери.

— Не могу! — Боль, несправедливая обида, вопросы, мучившие ее все эти годы, обрушились на нее. Слезы застилали ей глаза, рыдания сдавливали горло. — Не знаю, в какие игры ты со мной играешь и зачем тебе это, но я больше так не могу!

Вайатт непонимающе смотрел на нее. Он видел ее страдания, слезы, слышал крики отчаяния.

Он схватил ее за руку, чтобы задержать.

— О чем ты, черт возьми? Какие игры? — с болью спросил он.

— Прекрати, Вайатт! Перестань! — Она вырвала руку, стараясь сохранить контроль над ситуацией. — Ты прекрасно знаешь, о чем я, о том, что ты сделал со мной пятнадцать лет назад. Или на этот раз ты не собираешься удирать?

Он больше не мог сдерживать себя. Схватив ее за плечи, он прижал ее к стене:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, черт побери!

Викки тоже больше не могла молчать. Она посмотрела на него сквозь слезы и произнесла слова, которые так долго хранила в себе:

— Пятнадцать лет назад ты бросил меня. Ты подло сбежал, когда я уехала из городка на два дня, не оставив мне даже записки, не сказав ни слова на прощанье. Я пришла сюда, в этот дом. В этом самом зале твой отец сообщил, что ты устал от меня, что я не даю тебе дышать и ты предпочел уехать. Ты имеешь право на свободу, а я тебя этого лишаю. — Она вздрогнула всем телом и, подавив рыдания, продолжила, прежде чем Вайатт смог прервать ее: — Я была в шоке. Ты не смог бы причинить мне больших страданий, даже если бы ударил ножом. Я чувствовала себя так, словно из меня душу вынули, и не понимала — за что. Я построила свою собственную жизнь, но за все эти годы не смогла понять, чем же так тебя обидела, что ты сбежал тогда. А теперь, пятнадцать лет спустя, ты снова вторгаешься в мою жизнь и ведешь себя так, словно ничего не случилось, словно мы расстались друзьями. Но ничего не выйдет, Вайатт. Я старалась простить тебя, но не смогла. Я не могу вести себя так, словно ничего не случилось.

Вайатт стоял как громом пораженный. Он сжимал кулаки, лицо его превратилось в безжизненную маску. Викки отступила, наблюдая за его реакцией. Она никогда раньше не понимала истинный смысл выражения «выбить почву из-под ног». Похоже, именно это она сейчас и проделала.

Может, она слишком далеко зашла? Сказала что-то не то? Она понимала, что ее слова означают конец всякой надежде на примирение, но не могла больше сдерживаться. Чувство потери охватило ее. Она утешала себя тем, что лучше оборвать все сейчас, пока не пострадал ее сын, невинный ребенок.

Вайатт оглядел комнату. Его глаза остановились на большом портрете отца. Он сорвал его со стены, чуть не сломав раму, и несколько минут смотрел на портрет. По глазам было видно, что он взбешен.

Потом он заговорил. Голос его был тихим, но в нем звучала ненависть.

— Ах, ты сукин сын! Будь ты проклят! Если бы ты не умер… — Потом, так быстро, что она даже не успела заметить самого движения, он отбросил портрет от себя. Картина ударилась о противоположную стену и упала на пол.

Вайатт порывисто обернулся к Викки. Она вся дрожала. Зрелище необузданной ярости испугало ее. В страхе она отступила назад. Подобной реакции она не ожидала. Никогда еще ей не доводилось видеть его таким злым. Потом она услышала его слова:

— И будь проклят твой отец тоже…

Схватив Викки за запястье, Вайатт притянул ее к себе. Она была близка к обмороку, но чувствовала, как напряжено его тело, каждый мускул. Очень медленно он провел рукой по ее волосам, потом опустил ее голову на свое плечо. Постепенно напряжение спало, и он несколько расслабился. Она услышала шепот:

— Столько лет потеряно… у меня отобрали пятнадцать лет жизни… пятнадцать лет мы могли бы быть вместе… — Он задрожал.

Гнев и обида сменились смущением. Викки подняла голову и вопросительно посмотрела на него.

— Я не понимаю… Что ты говоришь? — тихо спросила она.

— Мой отец и твой отец… не могли придумать ничего лучше, даже если бы сговорились разлучить нас. — Он поцеловал ее в лоб и снова тяжело вздохнул. — Столько потерянных лет…

— Мой отец, твой отец… о чем ты?

Он взял ее за руку и повел наверх. Там усадил ее на диван и начал рассказывать:

— Мы бы раньше во всем разобрались, если бы поговорили о прошлом. Теперь я понимаю, почему ты не хотела ни о чем вспоминать. А я-то считал, что ты во всем виновата. — Она хотела что-то сказать, но он приложил палец к ее губам. Затем наполнил вином два бокала и подал один ей. Глубоко вздохнув, он так же медленно продолжил: — Ты уехала на два дня навестить подругу, поступившую в какой-то колледж.

— Ширли.

— Да, ее. Ты уехала утром. Около трех часов отец пришел ко мне, очень расстроенный положением дел на шахтах в Южной Америке. Он сказал, что я должен ехать немедленно, потому что счет идет на миллионы долларов. На следующее же утро я вылетел в Бразилию. Но прежде чем уехать, зашел в магазин твоего отца и отдал ему письмо, в котором объяснил, что случилось и почему мне нужно уехать. Я написал, что сам не знаю, сколько продлится эта поездка. Я даже не мог оставить тебе точного адреса. Затем один из служащих моего отца отвез меня в Сан-Франциско, там я сел на самолет.