Месье, сделайте мне больно - Жан-Пьер Гаттеньо

– В «Базар-де-л'Отель-де-Виль» около пятнадцати бельевых магазинов, сбегайте туда, вы там непременно найдете себе подружку.

Потом хлопнула дверью, быстрым шагом пересекла гостиную, и входная дверь в свою очередь закрылась за ней.

Я остался в кровати, с подушкой между ног. Эта ссора оглушила меня еще больше, чем мой сон. Я немного подождал, затем подошел к окну. Снег, вихрем кружащийся вокруг уличных фонарей, заставил меня подумать о насекомых, привлекаемых светом. Хотел бы я, чтобы все это оказалось только дурным сном, но «Ланча» напротив лицея свидетельствовала об обратном. И, как если бы требовались дополнительные доказательства, Ребекка вышла из здания. Закутанная в свое пальто, она напомнила мне пациентку после сеанса. Она села в красный «Гольф», оставленный чуть дальше. С нескольких попыток ей удалось завести мотор, и она уехала в направлении бульвара Рошешуар.

Я потушил сигарету и, опустошенный, снова вытянулся на постели, уставившись в потолок. Ребекка покинула эту спальню, возможно, и мою жизнь тоже, а я даже не знал, носила ли она чулки «Шанталь Томас». А наверху, в моем кабинете, находилась другая женщина. Когда я разберусь с ней, позвоню Ребекке, уговорю ее вернуться.

На этой мысли я погрузился в сон без сновидений.

Проснувшись, я обнаружил под входной дверью письмо из банка, сообщающее, что задолженность на моем счете возросла до двухсот пятидесяти тысяч франков. У меня не было желания начинать день с подобной новости, и я бросил письмо в корзину для мусора. Меня ждали дела поважнее.

Было два часа дня. Через две минуты у меня сеанс со Злибовиком. Иными словами, он был пропущен. В любом случае, разве я ему не говорил, что собираюсь сдаться Шапиро? Но сначала я хотел узнать, что произошло у Макса дома. Кто был тем человеком, которого он убил? Ни по радио, ни по телевидению об этом не сообщали. По крайней мере, пока, поскольку я не сомневался, что произошло убийство, как не сомневался, что Макс снова приедет ко мне, чтобы запугивать. Я просмотрел свой журнал встреч: ожидалось несколько пациентов, в том числе Математичка и Семяизвергатель. У меня не было желания принимать их. Только не с Ольгой, спрятанной под кушеткой. Сеансы втроем – я думал о термине «оргия», использованном Ребеккой, – я был сыт ими по горло. Нужно было уладить это дело как можно скорее. Пусть сегодня мои пациенты придут к закрытым дверям.

Я надел куртку и спустился вниз купить «Франс-Суар». Странно, Герострата не было. Неужели холод подавил у него страсть к наблюдению, или ему предложили поработать Дедом Морозом сверхурочно?

На этот раз пресса опередила телевидение и радио. «ЗАГАДОЧНОЕ УБИЙСТВО НА АВЕНЮ МОНТЕСПАН» – гласил газетный заголовок, отсылая на одну из внутренних страниц. Там меня ожидал сюрприз: две фотографии на полстраницы. Одна, отныне классическая, Макса, вторая – Ольги. Над фотографиями заголовок, выполненный жирными буквами:

СМЕРТЬ ДЕЛЬЦА

А ниже располагалась следующая статья:

Вчера между девятью и одиннадцатью часами вечера, в своем частном особняке на авеню Монтеспан несколькими выстрелами из пистолета калибра 6,35 миллиметра был застрелен Максим Монтиньяк. Доставленный службой неотложной помощи в больницу Сент-Перин, он вскоре скончался от нанесенных ему ранений. Убийца мог быть родственником жертвы и пользоваться ею доверием. Предположительно речь идет об Ольге Монтиньяк, супруге убитого. Улики, доказывающие ее присутствие в момент убийства, были найдены в кабинете, где делец был застрелен. Однако в настоящее время полиция отказывается сделать заявление.

Напомним, что Макс Монтиньяк являлся подозреваемым в деле о займе, предоставленном Европейским торговым банком. По мнению судьи Моран, который ведет расследование, общества, находившиеся под управлением Макса Монтиньяка, были оценены гораздо выше их реальной стоимости. Органом, ответственным за экспертизу, является не кто иной, – как этот самый банк. Суммы, вложенные в дельца, исчисляются несколькими миллионами франков. Они сильно превышают гарантии, которые он был в состоянии предоставить. Эти деньги, вероятно, пошли на финансирование политических партий большинства и оппозиции – Монтиньяк стремился заручиться поддержкой со всех сторон, что объясняет индульгенции, которыми он пользовался до настоящего времени. Однако ситуация изменилась, и расследование, как и последующее заключение Монтиньяка в тюрьму, ни у кого не вызывали сомнения.

Его смерть положила конец судебному преследованию, но расследование будет продолжаться. Судья Моран по-прежнему желает встретиться с управляющими банка, предоставившими эти ссуды месье Монтиньяку.

Что касается его супруги, на данный момент она неуловима. Полиция, желая получить ее свидетельские показания, объявила Ольгу Монтиньяк в розыск.

Я не мог опомниться: не Макс убил своего посетителя, его самого лишили жизни, и подозревали в этом его жену? Я вернулся в книжный магазин, скупил все сегодняшние газеты и поднялся к себе. Однако их чтение не дало мне ничего нового. Макс Монтиньяк был застрелен накануне, между девятью и одиннадцатью часами вечера, в своем особняке на авеню Монтеспан. Что касается Ольги, в разных изданиях версии немного отличались. Либо ее виновность не вызывала никаких сомнений, либо она была представлена как главный свидетель, которого хотела видеть полиция.

Откуда у журналистов эта информация? Макс принимал мужчину. В этом у меня не было никаких сомнений, я слышал, как он говорил: «И я еще должен выносить такого типа, как вы!» Вот этот человек его и убил.

Что делать? Позвонить Шапиро, рассказать ему, что знаю? Это дело слишком сильно меня затягивало. Я рисковал быть вовлеченным в него, хотя мне более чем хватало убийства Ольги.

Телефон положил конец моим размышлениям.

Это был Шапиро. Его звонок едва ли удивил меня.

– Нужно, чтобы ты сейчас же пришел, – сказал он. – Это срочно.

И повесил трубку, не дожидаясь моего ответа.

– Итак, ты не видел Ольгу Монтиньяк с понедельника и не начал беспокоиться? В последний раз ты проявил меньшее беспристрастие по отношению к ней.

Я бы сумел оценить, если бы Шапиро избавил меня от своей иронии. Его гаев не смягчился. Вместо того чтобы сразу же принять меня, как того предполагала срочность его вызова, он заставил меня прождать около часа в малюсенькой и студеной комнате. За столом полицейский в штатском печатал отчет на старой пишущей машинке. Иногда он бросал на меня искушенный взгляд – в его глазах я, должно быть, был преступником, арест которого был само собой разумеющимся делом. Два или три раза я вставал, чтобы согреть ноги, но каждый раз он жестом приказывал мне сесть обратно.

Когда наконец Шапиро меня принял, он тем же самым жестом указал на стул перед своим столом. Не оставляя мне времени сказать что-нибудь, он начал допрос, без конца возвращаясь к одним и тем же вопросам. Была ли Ольга моей любовницей? Где она сейчас находится? Что делает ее машина перед моим домом?

От него не стоило ожидать никакой снисходительности. Что бы он сделал, – думал я, – если бы знал, где она находится в данный момент? Считая мою вину доказанной, он не успокоился бы, пока не впутал меня в это дело.