Это пройдет? - Юлия Теплова

В дверь раздаётся стук:

— Ты как там, живая? — взволнованно спрашивает Дора.

— Минуту.

Я споласкиваю душевую кабину, бросаю свои вещи в корзину и развешиваю сушиться полотенце. Ещё раз смотрю в зеркало, глаза почти не заплаканные. Осторожно открываю дверь.

Дора переоделась в чёрный, домашний халат.

— Горя сказал тебе стало плохо. Отравилась чем-то? — она осматривает меня. — Бледная какая. Уголь принести? Вроде все свежее было. — она разочарованно всплескивает руками.

Слава Богу, все ушли, пока я была в ванной. Хватаюсь за поданную идею, как за соломинку.

— Нет, спасибо, Доротея Аркадьевна. Это мигрень, меня иногда резко накрывает. Пойду спать. — отвечаю, прочистив горло. — Вы дверь на кухню закройте, на всякий случай, чтобы посудомойка Вам спать не мешала. Доброй ночи.

— Иди, деточка. — она еще раз бросает взгляд на меня и занимает ванную.

Захожу в гостиную. Забираю телефон и включаю увлажнитель воздуха. Розу решаю не забирать к себе в комнату. Меня мутит от одного взгляда на неё.

Расстилаю постель и плюхаюсь на кровать. Снимаю блокировку экрана. В мессенджере сообщение от Гриши:

«Все хорошо, Вер, не переживай. Сделаем вид, что ничего не было. Я в восемнадцать лет и не такую дичь творил. Жду тебя на работу, как обычно.»

«Да пошёл ты на хрен. Дичь он творил.» — злюсь и отшвыриваю телефон.

Закрываю глаза и на удивление быстро засыпаю.

Сплю беспокойно, ворочаюсь и постоянно просыпаюсь.

Мне снится Гриша. Они с Ксюшей целуются на Дориной кухне. Потом смеются и тычут в меня пальцами. Откуда-то появляются Лебедев с Надеждой Викторовной, они хватают меня за руки и тянут в разные стороны. Гриша не перестаёт в это время глумливо хохотать.

19

Потянулись долгие, серые дни, похожие друг на друга. Зима притворилась осенью с проливными дождями и ледяным ветром. Почему-то, когда стеной льет дождь на душе особенно тоскливо.

Мне не хотелось никого видеть, жизнь виделась бессмысленной, а я сама себе казалась жалкой и никчемной.

Нелюбимой.

Я стала отказываться от встреч с Викой и меньше времени по вечерам проводить с Дорой. Часто уходила в свои мысли и отвечала невпопад.

В один из таких вечеров Дора демонстрировала мне очередное творение. На картине я смогла увидеть только дохлого медведя, хотя Доротея Аркадьевна утверждала, что это — утренний туман в еловом лесу. Я хотела подойти ближе к холсту и задела бокал вина. Он полетел на пол, оставляя кровавые брызги на «еловом лесу». Черт! Такими темпами Дора погонит меня.

— Ну что за недотепистая девка! — возмущалась она. — Чего ты культяпками машешь как мельница. Топай за тряпкой. Теперь придется Анне Петровне новый подарок рисовать.

От «милой деточки» до «недотепистой девки» лежит тонкая грань. Иногда мне кажется, что Дора сама не определилась, кто она — изящная аристократка или хамоватая пролетариатка.

В общем, у меня было только одно желание: лежать на кровати и есть чипсы, жалея себя, под турецкие сериалы. Но приходилось натягивать свитер толстой вязки, красить ресницы и идти на работу и учебу. Трудовые будни никто не отменял.

С того злосчастного вечера Гришу я не видела. Не знаю, случайно или намеренно наши смены не совпадали.

Учеба началась стремительно, я даже не успела опомниться не то, что отдохнуть.

Сообщение мамы застает меня в столовой. Я долго думаю взять суп или дессерт. Хочется сладкого, но суп сытнее. Мне не придется потом тратиться на перекус.

«Привет, доча! Ты во сколько сегодня заканчиваешь? Я заберу тебя, нужно поговорить.»

Внутри оживает неприятное предчувствие, как змея оно начинает вить кольца. Передергиваю плечами.

— Эй, заснула что ли? Двигай давай. — толкает меня в бок прыщавый здоровяк.

Злобно зыркаю на него, беру суп и сажусь у окна. Быстро печатаю сообщение маме. Не буду ничего спрашивать. Не готова.

— Привет! Соскучилась? — напротив плюхается Лебедев. — Я — очень.

Он внимательно скользит по мне взглядом, задерживаясь на губах и шее.

— Макс, дай поесть. — устало морщусь.

— Ешь, я что мешаю. Тебя твой повар не накормил?

Осуждающе смотрю на него: «Ты серьезно?»

Он примирительно поднимает руки. Праздники прошли, и Лебедев вернулся к любимым спортивкам и бейсболке, которую он часто не снимает даже в помещении.

— Мне не нравится, что ты до ночи работаешь в кабаке полном мужиков. — он серьезно смотрит на меня. Руки сложил на столе, как будто собирается вести переговоры.

— Мне не нравится, что ты сидишь тут и пытаешься портить мне аппетит. — отламываю кусочек хлеба. — Заметь, я тебя не приглашала.

— Я к тебе в душу не лезу и не спрашиваю, почему ты там скачешь с подносами. Но я буду тебя забирать. — не слышит меня.

— Макс, что ты не понял с первого раза? — начинаю медленно закипать. Мало мне отца было, теперь этот мне нотации читает. — Сам-то на всем готовеньком живешь. Папа — владелец корпорации, обожает единственное чадо, ни в чем не отказывает. Вот тебе тачка, сынок, вот квартира. Хочешь учиться — учись, малыш. — в моем голосе яд.

— Какая же ты сука бываешь, Маслова. — он резко встает и бросает на стол небольшой подарок, упакованный в синюю матовую бумагу.

— С прошедшим. Праздновали вместе, а подарок я тебе так и не подарил. — говорит с той же ядовитой интонацией и уходит.

Внутри оказывается книга о русской живописи в толстом переплете. Подарочное издание. Наверное, Макс увидел у меня на заставке незнакомку.[5]

Зачем я его обидела? Взяла и сорвалась на него. От горечи прикрываю глаза. Сижу так какое-то время. Вокруг гудят люди, стучат приборы, кто-то смеется. Открываю глаза и смотрю в окно на унылый стадион. Беру ложку и через силу запихиваю в себя суп.

Мама пунктуальна, как всегда. Сажусь к ней в машину. В салоне пахнет ее парфюмом с ярко-выраженными нотками розы. Она выглядит на пять с плюсом: черный костюм, укороченное красное пальто, идеальный макияж. Пытаюсь считать малейшие изменения по ее лицу. Она собрана и, на первый взгляд, спокойна, но я слишком хорошо ее знаю. Зажатая, слишком напряжённая поза говорит о том, что она сильно волнуется.

— Привет, мам. — тянусь через сиденье и целую ее в щеку.

— Привет, доча! — мама гладит меня по плечу. — Ты челку постригла? Никогда бы не подумала, что тебе будет так хорошо.

Да, в порыве отчаяния, я обрезала челку. Слава Богу, хватило ума сделать это в парикмахерской. Первая челка в моей