Госпожа де Шамбле - Александр Дюма

Это было все, что мне требовалось знать.

Я направился к дому г-на де Шамбле.

Это было современное здание с фронтоном эпохи Империи, с прямыми и однообразными линиями, присущими архитектуре начала XIX века.

Зато вокруг дома раскинулся великолепный парк. Он находился примерно в полукилометре от последних домов города или, скорее, селения, в центре которого возвышалась церковь.

Среди этих домов выделялось невысокое, привлекательное на вид строение, на котором висело объявление. Это был живописный домик из дерева и бутового камня, облицованный кирпичом.

Видимые деревянные части дома были выкрашены в зеленый цвет; в тот же цвет были выкрашены и ставни; на гребне его соломенной крыши расцвело целое поле ирисов, радостно подставлявших свои венчики солнцу.

Двери и окна были закрыты, но в объявлении, висевшем, как я уже говорил, над дверью, говорилось, что дом сдается внаем.

По этому вопросу следовало обращаться к г-ну Дюбуа, по адресу: Церковная улица, № 12.

Улица эта находилась неподалеку. Я отправился к г-ну Дюбуа.

Хозяина не оказалось на месте: старик совершал свою ежедневную прогулку, но его юная племянница предложила показать мне домик.

Я согласился. Девочка взяла ключ и повела меня туда. Она шла впереди бодрым и торопливым шагом, явно гордясь тем, что взялась выполнить столь ответственную для ее возраста задачу.

Я собирался осмотреть планировку домика, чтобы убедиться, насколько он мне подходит.

На первом этаже располагались большая комната, в которой можно было разместить лавку или магазин, маленькая комната, служившая столовой, и кухня.

На втором этаже оказалось только две комнаты.

Все здесь было спланировано так безыскусно, как в деревянных домиках, которые родители дарят детям, — десятки таких игрушек пылятся в коробках вместе с деревьями, вырезанными из бумаги.

Дом был окружен небольшим садом. Из сада и из окон открывался вид на поместье Шамбле.

Я спросил, велика ли годовая арендная плата. Девочка сообщила, что она составляет сто пятьдесят франков.

Тогда я поинтересовался, не продается ли этот дом.

Девочка ответила, что не знает — об этом следует спросить у ее дяди, г-на Дюбуа. Это имя покоробило меня во второй раз: оно показалось мне знакомым.

В тот же миг за моей спиной послышался шум. Оглянувшись, я увидел старика и тут же понял, что это и есть владелец дома.

Это был человек лет шестидесяти, с маленькими живыми глазками, крючковатым носом и седеющими волосами.

Мы поздоровались, и я задал ему тот же вопрос, что и племяннице.

— Ну, конечно, дом продается, — сказал г-н Дюбуа, — но смотря по какой цене.

Как известно, житель Нормандии никогда не выражается определенно.

— Сколько же он стоит? — спросил я.

— Сколько дадите.

— Я не могу назначать цену, ведь продавец вы, и вас надо об этом спрашивать.

— В объявлении сказано, что дом сдается внаем, а не продается.

— Значит, вы не хотите его продавать?

— Я этого не говорил.

Я начал сердиться:

— Милейший, я очень спешу, решайте побыстрее.

— Тем лучше! — воскликнул старик.

— Тем лучше? — переспросил я.

— Да, я люблю иметь дело с теми, кто спешит.

— Я тоже доволен, что имею дело с вами, но вы должны ответить мне определенно.

Старик посмотрел на меня с беспокойством и спросил:

— Что значит «определенно»?

— Это значит, что следует отвечать только «да» или «нет» на такой простой вопрос, как «Вы хотите продать свой дом?».

— А не пойти ли нам к господину Бланшару? — предложил Дюбуа.

— Кто такой господин Бланшар?

— Нотариус.

— Пойдемте к господину Бланшару.

— Пойдемте.

Девочка осталась на пороге дома. Дядя махнул ей рукой, как бы говоря, что мы, возможно, еще вернемся.

Итак, мы отправились к нотариусу.

Почтенный чиновник оказался на месте.

Маленький клерк лет двенадцати — пятнадцати, в лице которого, видимо, был представлен весь штат конторы, провел нас в кабинет своего начальника.

Нотариус был в белом галстуке, как и подобает нотариусу, и что-то писал. Его очки с зелеными стеклами были приподняты на лоб.

Как только мы вошли, он быстро опустил их на переносицу.

Я сразу понял, что зеленые очки метра Бланшара служат ему не для чтения, а для защиты от клиентов. Метр Бланшар тоже был нормандец.

— Приветствую вас, господин Бланшар, и всю вашу компанию, — промолвил крестьянин, хотя нотариус был совершенно один. — Этот господин хочет непременно купить мой дом.

Он указал на меня пальцем.

— Вот я и пришел узнать, можно ли его продать.

Нотариус поздоровался со мной, а затем обратился к старику:

— Разумеется, друг мой, вы можете продать этот дом, ведь он принадлежит вам.

— Ах, господин Бланшар, вы знаете, что деньги мне не нужны, и я решусь его продать, только если мне дадут за него хорошую цену.

— Сударь, — сказал я нотариусу, — я очень спешу. Будьте добры, если это в вашей власти, попросите господина Дюбуа изъясняться быстрее. Вероятно, в Берне есть и другие дома, которые продаются или сдаются внаем.

— Да уж конечно, — ответил нотариус.

— Ну да, — вступил в разговор крестьянин, — дома-то наверняка есть, но не такие, как мой.

— Чем же они отличаются от вашего?

Крестьянин покачал головой и произнес:

— Я знаю, что говорю.

— Сударь, — обратился я к нотариусу, — мне известна величина арендной платы: сто пятьдесят франков в год.

— Кто вам это сказал? — перебил меня крестьянин.

— Девочка, показывавшая мне дом.

— Это просто маленькая глупышка. К тому же вы ведь не хотите снять мой дом, а хотите его купить.

— Вот именно, купить, — подтвердил я нотариусу, — поэтому я прошу вас, сударь, добейтесь, чтобы ваш клиент назвал мне цену.

— О! Во-первых, — произнес крестьянин, — я уже говорил господину Бланшару, что не отдам свой дом дешевле шести тысяч франков, а также… также…

Это было вдвое больше действительной стоимости дома.

Я встал, взял шляпу и откланялся.

— Ах, папаша Дюбуа! — воскликнул нотариус.

При словах «папаша Дюбуа» я вспомнил свой разговор с Грасьеном, женихом Зои.