Жить и сгореть в Калифорнии - Дон Уинслоу

— Это у меня в крови, — говорит Летти.

— Твои родители из Мексики приехали?

Она смеется:

— Мои предки жили в Сан-Хуан-Капистрано, еще когда это было частью Испании. Ты говоришь по-испански, белый мальчишка?

— Чуть-чуть.

— Я подучу тебя.

И она подучила.

Она ведет Джека к себе в спальню, и ему кажется, что он начинает обретать не только испанский, но и смысл жизни, когда она, сделав шаг, выходит из джинсов и расстегивает свою белую блузку. Она остается в черном лифчике и черных трусиках, и ее улыбка говорит о том, что она знает, насколько сексуально это выглядит, и, бросив взгляд на вздувшийся в его трусах бугор, говорит:

— Это на меня у тебя так, да?

— Угу.

— Вот хорошо, — говорит она. И потом с улыбкой: — А для тебя у меня вот что есть, детка…

И это уже не шутка.

Можно усвоить все школьные определения пожара, думает Джек, но так и не понять, что такое настоящий огонь, пока Летти дель Рио не закружит тебя в его вихре. Он тянется к ее груди, но она, завладев его руками, берет инициативу на себя. Она подсказывает ему, чего именно ей хочется, и каждое мгновение кажется, что вот оно то, чего он жаждет, и, раз достигнув этого, ничего иного он не захочет. Вот он, твой дом, твое пристанище, детка. И когда он уже готов кончить, она касается его и начинает медленно поглаживать и теребить — позже она назовет это своей «мексиканской гитарой», и, пока он кончает, она шепчет ему непристойности по-испански.

Она не просто великолепна, она умна, решительна, трудолюбива и все понимает. Вот, например, они обжимаются, а тут поступает сигнал о пожаре на сухогрузе, и после минутного колебания Летти вздыхает: «Ну, поезжай!» — потому что она знает, что Джек никогда еще не видал пожара на сухогрузе. И, такая молодец, она ждет его, не уходит, а когда он возвращается, слушает его рассказ о пожаре.

Иногда, встретившись, они вместе отправляются в тир, где Летти неизменно обставляет его и потом за ужином потешается над ним и заявляет, что, поскольку он проиграл, а она выиграла, он должен, когда они придут домой, исполнять все, что она ни прикажет.

— Все, что ни прикажу, — говорит она и касается пальцами ноги его члена. И начинает en espagnol[12]тихонько говорить ему о своих желаниях, а в ответ на его недоумение лишь бросает: — Ты делай, делай, а понимать будешь, когда я скажу.

Она такой молодец, что даже в Мексику с ним едет — спит в кузове фургона, который ему одалживает отец, а по возвращении говорит:

— Это было чудесно, лапуля, но в следующий раз мы все-таки остановимся в отеле.

Очень скоро они становятся неразлучны и все свободное время проводят вместе. Ходят на пляж, в кино, вместе посещают клубы и танцульки. Занимаются любовью и говорят о работе. А еще о том, чтоб пожениться и завести детей.

— Хочу двух детишек, — говорит она.

— Только двух?

— А что? Думаешь, если я мексиканка, то должна хотеть десятерых? — парирует она. — Но я мексиканка современная. Я читаю «Космо» и «Миз». У меня есть голова на плечах. Двое ребятишек, и можешь помочь мне их родить.

— Нет, я старомодный англосакс, — говорит Джек. — И тебе придется выйти за меня замуж.

— Может быть, — говорит она. — Но если ты хочешь сделать мне предложение, позаботься о цветах и ужине.

И Джек начинает копить деньги на кольцо.

Итак, у него есть место, где жить, машина и женщина.

И любимая работа.

Он просыпается и засыпает под шум океанского прибоя, иногда умащенного дыханием спящей Летти.

А потом горит склад ковров Кэззи Азмекяна.

Пожар большой, и расследовать его посылают двоих.

Джека и парня более опытного.

Брайена Бентли.

Пожар на Атласском складе — это поджог.

Джек прибывает туда для инспекции и видит лишь кучу тряпок, оставленных возле обогревателя, но бензином несет так сильно, что хоть двигатель заправляй.

Ночной сторож, бедолага полупенсионер из заштатного охранного бюро, не смог выбраться. Возможно, заснул, а детекторы дыма, как водится, не сработали, так что он задохнулся в дыму.

Таким образом, получается поджог и к тому же убийство, пускай непредумышленное, но все-таки убийство, и Джеку нужно во что бы то ни стало поймать поджигателя.

Когда Джек и Бентли в выгоревшем здании осматривают пожарище, к ним подходит старик мексиканец и заявляет, что слышал о гибели человека и хочет выполнить свой долг.

Его появление ошеломляет Джека.

Представьте себе: трудишься в этой преисподней на месте, бывшем некогда зданием, и вдруг видишь, как к тебе движется некое привидение — белый костюм, белая рубашка и аккуратно повязанный галстук, — Джек решает, что мужчина, должно быть, специально приоделся для разговора с полицейским, потому что уверен в важности своей миссии.

Подойдя, мужчина представляется.

— Меня зовут Порфирио Гусман, — говорит он. — Я наблюдал происшествие.

Мистер Гусман, живущий в многоквартирном доме напротив, около трех часов утра слышит шум; он смотрит в окно и видит, как со склада выходит человек, бросает в свой багажник бензиновые канистры и уезжает.

— Вы можете его описать? — спрашивает Джек.

Гусман хорошо разглядел его. Его машину. Ее номер.

— Я видел, как он бросил в багажник канистры, — повторяет он, — а через несколько минут я увидел пламя.

Джек узнает, что мистер Гусман, шестьдесят шесть лет, работает контролером в местном кинотеатре. Исправно платит за квартиру. Говорит негромко, вида весьма приличного, истинный джентльмен.

— Желаете показать это под присягой? — спрашивает Джек.

Гусман глядит на него как на сумасшедшего.

— Si,[13]— говорит он. — Конечно.

Свидетельство хоть куда.

Если не считать, что указывает джентльмен на Тедди Кула.

Джек и Бентли привозят мистера Гусмана в участок и показывают ему фотографии, из которых он выбирает фотографию Тедди Кула — главаря банды белых подонков байкеров, выполняющих разного рода сомнительные поручения для так называемых бизнесменов в кавычках, владельцев всякой мелочной дряни, такой как Атласский склад. Тедди и его дружки выбивают деньги у должников, занимаются вымогательством, промышляют разбоем, крышеванием, поджогами и убийствами.

В ту же секунду, как мистер Гусман тычет пальцем в фотографию Тедди и кивает головой, Джек понимает, что склад подожжен по приказу самого Кэззи Азмекяна. И понимает, что стоит перед трудным выбором, потому что, как только Гусман подпишет показания или выступит в суде, он, считай, покойник.