Механика сердца - Матиас Мальзье

Мы кричим шепотом — нужно сдерживаться. Внезапно она встает, поворачивается ко мне спиной, и мы превращаемся в пару обуянных вожделением диких зверей.

В конце концов я падаю, как застреленный герой из вестерна, а она начинает протяжно стонать. И кукушка моя так же протяжно кукует. О, Мадлен!..

Мисс Акация засыпает. Я долго смотрю на нее. Длинные накрашенные ресницы подчеркивают ее безжалостную красоту. Она выглядит такой желанной, что я задумываюсь: может быть, ремесло певицы настолько захватило ее, что она даже во сне позирует воображаемым художникам? Сейчас она напоминает мне картину Модильяни — картину, которая еле слышно похрапывает во сне.

Ее жизнь — жизнь маленькой певицы, чья известность все растет и растет, — возобновляет свое привычное течение с приходом следующего дня, в толпе людей, а вернее, призраков во плоти, что вертятся вокруг нее с какими-то неясными целями.

Вся эта надушенная свора внушает мне куда больший страх, чем стая волков в полнолуние. Все здесь обманчиво и зыбко, все мрачно, как в могильном склепе. Я восхищаюсь той храбростью, с которой она держится на плаву в этом вихре мишуры и блесток.

Когда-нибудь они возьмут да отправят ее на Луну, в целях изучения реакции внеземных существ на эротику. И она будет там петь, и танцевать, и отвечать на вопросы лунных журналистов, и позировать лунным фотографам, и больше никогда уже ко мне не вернется. Временами я говорю себе: в этом скисшем торте не хватает разве только Джо — в роли гнилой вишни посередине.

На следующей неделе Мисс Акация будет выступать в Севилье. Я достаю изделие Мельеса и мчусь на скейте через красные горы, чтобы встретиться с моей возлюбленной после концерта в ее гостиничном номере.

На полпути почтовый голубь доставляет мне новое письмо от Мадлен. В нем всего несколько слов, таких же странных, совершенно не свойственных ей. А мне так хочется узнать побольше! Как я был бы счастлив познакомить Мадлен с Мисс Акацией… Конечно, Мадлен испугалась бы, узнав о нашей любви, но сама по себе маленькая певица ей непременно понравилась бы. Увидеть этих двух волчиц за беседой — вот сладкая мечта, которой я постоянно тешу себя.

На следующий день после представления мы гуляем по Севилье, как настоящие «Севильские влюбленные».[17]Стоит приятная теплая погода, легкий ветерок ласкает кожу. Наши руки удивительно неловки, они не умеют делать то, что нормальные люди делают средь бела дня. Ночью, когда эти руки направляет страсть, они уверены в себе, но сейчас, при солнечном свете, они на удивление неуклюжи, словно четыре левые руки, которым велено написать «здравствуйте».

Мы — пара никчемных увальней, настоящие ночные вампиры, вздумавшие выйти на рынок за покупками без солнечных очков. Предел романтики. Для нас идти по берегу Гвадалквивира при свете дня, спокойно обнявшись на виду у всех, — апофеоз эротики.

Однако над этим мирным и естественным счастьем витает тень угрозы. Я горжусь моей возлюбленной, как никогда и никем не гордился в жизни. Но с течением времени восхищенные взгляды самцов моей породы разжигают во мне все более жгучую ревность. Я успокаиваю себя тем, что без очков она, наверное, и не видит этого стада красавцев, до которых мне далеко, как до неба. И все же чувствую себя безнадежно одиноким среди растущей толпы почитателей, что приходят аплодировать ей, тогда как мне назначена роль чужака и печальное возвращение на свой мрачный, унылый чердак.

Я ощущаю себя еще более одиноким оттого, что она даже не догадывается, как это мучит меня. Мне кажется, она до сих пор не верит в историю с моим сердцем-ходиками.

А ведь я еще не объяснил ей, что при этом благоприобретенном сердце мое нынешнее поведение так же гибельно, как поведение диабетика, который с утра до вечера пожирает шоколадные эклеры. Впрочем, не уверен, что хочу говорить с ней на эту тему. Если следовать теориям Мадлен, мне грозит смертельная опасность.

Смогу ли я оказаться на высоте? И выдержат ли мои старенькие сердечные часики?

Однако в этот и без того пряный соус Мисс Акация добавляет свою, притом немалую, толику перца: она так же ревнива, как я, если не больше. Ее брови грозно сдвигаются и она становится похожа на львицу, готовую к прыжку, стоит какой-нибудь хорошенькой кудрявой козочке очутиться в поле моего зрения, даже за пределами «Поезда призраков».

Вначале мне это льстило, я чувствовал, что способен взмыть в небеса и полететь, преодолев земное притяжение. У меня выросли новые сильные крылья, я был убежден, что она мне верит. Но, обнаружив, что она считает меня просто трюкачом, я снова стал хрупким и уязвимым. Во мраке моих одиноких ночей я и сам утратил веру в себя.

И теперь наш с ней роман, пряный, как изысканный соус, обрел вкус похлебки из ежей.

Однажды в павильоне «Поезда призраков» объявился странный незнакомец, пожелавший занять место «страшилы». С того дня похлебка из ежей стала застревать у меня в горле.

Это человек высокого, очень высокого роста. Кажется, будто его голова возвышается над крышей павильона. Его правый глаз скрыт черной матерчатой повязкой. Левый обшаривает «Экстраординариум», словно луч маяка, нацеленный в море. В конце концов его взгляд останавливается на фигурке Мисс Акации. И больше не покидает ее.

Бригитта, которая давно уже отчаялась заставить меня наводить ужас на посетителей, тут же нанимает его. Я уволен. Все произошло быстро — слишком быстро для меня. Придется теперь идти к Мельесу, просить, чтобы он приютил меня в своей мастерской. Уж и не знаю, сможет ли моя драгоценная близость с маленькой певицей выдержать такое испытание.

Нынче вечером Мисс Акация поет в городском театре. И я, как обычно, пробираюсь вглубь зала только после первой ее песни. Новый «страшила» восседает в первом ряду. Он настолько высок, что заслоняет сцену половине публики. Мне, во всяком случае, ничего не видно.

Его единственный глаз, нацеленный в глаза Мисс Акации, так горит, что способен прожечь мою грудь под рубашкой. За весь вечер, даже после концерта, этот ходячий маяк ни на миг не выключил свой прожектор. Ох, как мне хотелось ему сказать, чтобы он убирался куда подальше! Но я сдержал себя. А вот сердце мое не замедлило разразиться громким кукованием в ля миноре, притом слегка фальшивым. Весь зал со смехом обернулся ко мне. Некоторые интересовались, каким образом я произвожу эти странные звуки, потом один из зрителей выкрикнул:

— А я вас узнал! Это ведь вы тот самый парень, что всех смешит в «Поезде призраков»!

— Со вчерашнего дня я там не работаю.

— Ну, извините… Все равно, потешный у вас был трюк.

И мне чудится, что меня снова швырнули в школьный двор моего детства. Куда только улетучилась моя уверенность, окрепшая в объятиях Мисс Акации… Я потихоньку рассыпаюсь в пыль, целиком, без остатка.