Свое время - Яна Дубинянская

Богдан пожал плечами, только после этого сообразив, что речь о тетке в голубом — кто она такая, он понятия не имел. Сощурился на ярком солнце, бритвенном после концептуального полумрака «Прихожей».

— Пипл хавает, — философски ответила девчонка сама себе.

Проморгавшись, Богдан ее наконец рассмотрел. Она была маленькая и субтильная, в узких джинсах, светлой ветровке с каким-то индейским, что ли, орнаментом, такого же цвета косынке, по-пиратски повязанной на голове, и в агромадных, на две трети лица, темных очках. В каждом стекле отражалось по удивленному Богдану, который точно никогда раньше ее не видел и мучительно пытался придумать, откуда она может его знать.

Самой вероятной была версия о ее ошибке. Ну и пускай.

— Пошли в «Хату», — предложила она. — Попсово, конечно, зато близко. Потом вернусь на Марковича. Прикольный дядька, хочу понять про него.

Прозвучало знакомо, и Богдан кивнул:

— Я тоже на встречу с Марковичем собирался.

— Клево. Пожрем, и назад.

Она мимолетно глянула на часы, и Богдан посмотрел тоже: уже без четверти два. Первая половина дня, почти не сопротивляясь, позволила себя убить. Девчонка шла легко и летяще, он едва поспевал за ней.

«Хата» оказалась, к счастью, фаст-фудом, и Богдан незаметно выдохнул. Многочисленные ресторанчики в центре города — сплошь концептуальные, рассчитанные на туристов и потому пребывающие где-то в параллельном мире, за орбитой, на слепом пятне — он как-то раз промониторил на предмет завести туда Леську. И даже выбрал один, путем сложных расчетов урезав месячный бюджет вдвое, но тогда не срослось и не срастется уже никогда, что в материальном смысле, конечно, к лучшему.

Остальные смыслы Богдан честно постарался выкинуть из головы, подсчитывая у длинной стойки с ценниками, воткнутыми в контейнеры блюд, примерное меню на двоих, уложимое во вчерашнюю сдачу с сотни. Которая вообще-то оставалась до конца месяца, что он выбросил из головы тоже.

— Вареники будешь? — небрежно спросил Богдан у девчонки; страшно напрягало, что он не знал ее имени.

— Смеешься? Я голодная с утра, я буду мясо!

Она решительно двинула вперед поднос и вдруг глянула через плечо, во всяком случае обернулась — очки она не сняла и тут, в помещении, полутемном после яркого дня:

— Расслабься, я сама за себя плачу. Тоже чего-нибудь нормального возьми.

Но Богдан все-таки взял вареников с капустой за десятку с копейками. Нормальная еда — вареники с капустой, а что?

Они с девчонкой устроились друг напротив друга на высоких табуретках за столиком у окна. Тут она сняла, наконец, очки, оказавшись симпатичной, большеглазой и все равно незнакомой. И спросила:

— А тебе, значит, мои тексты совсем никак?

— Тексты?

Он чувствовал себя полным идиотом. Вареник шлепнулся с вилки — к счастью, назад в тарелку, а не на штаны.

— Я тебя заметила, — сказала она. — Ты смыться хотел, не люблю. И дальше я уже работала тебя. Чтоб ты, конкретно ты остался и словил кайф.

Рассказывая, она со зверским аппетитом уплетала свою отбивную, запихивалась салатом, прихлебывала компот — и вместе с тем говорила внятно, словно и не с набитым ртом:

— Но нифига, не пробила. Раньше со мной такого не было. Если я уже работаю конкретного зрителя, он мой. Слушай, как ты там взялся вообще? Случайно забрел, за компанию?

— Ага.

Наконец-то до него дошло. И одновременно накатило — все то, что он вчера ночью, шагая через весь город с ноутом наперевес, между битыми фонарями и под свист компаний из подворотен, волевым решением объявил незначительным и ненужным, никогда не существовавшим вообще. То, что с утра, на мутную квадратную голову, потеряло всякое отношение к реальности, а со временем должно было совсем-совсем пройти. Накатило, болезненное и живое. Дернуло, как нерв в рассверленном зубе. Пронзило насквозь.

Богдан сглотнул. Ну, по крайней мере, он знает теперь ее имя.

— Арна…

Удивительно, но ему стало реально интересно рассмотреть ее вблизи. Девчонка как девчонка, невыспавшаяся, круги под глазами. Косынка съехала выше маленького уха, пробитого в нескольких местах разнообразными серьгами, и вместо волос из-под нее выглядывал край замысловатой татуировки.

— Тебе надо послушать «Кадавров», — сказала она. — Группа такая, мы делаем вместе программу, я читаю под музыку. Совсем другое звучание. Если прешься от техно, конечно. Тебя как зовут?

— Богдан.

— Учишься в универе?

— На физическом.

— Ух ты! Класс, а то все вокруг вшивые гуманитарии. То есть ты вообще не по стихам?

— Типа того.

— А скажи, у вас там…

Ее интересовало буквально все. Битый час она по кап­ле вытягивала из Богдана в подробностях всю его жизнь, от поездки на море в четытрехлетнем возрасте и до эпопеи с поступлением, цепляя по касательной биографии однокурсников и преподов, а также краткие курсы специальных дисциплин. Она честно призналась, что в школе сдавала физику исключительно по шпорам, причем по чужим, она не помнила не то что закона Ома, но и как время соотносится со скоростью и расстоянием! — зато ее любопытство было живым и честным, как солнце за стеклом. Она вникала в суть всего, жадно выпытывала подробности, переспрашивала. Конечно, о том, чтобы заговорить о серьезном и настоящем, не было и мысли, но…

Вареники безнадежно остыли и слиплись, в то время как Арна, почти не умолкая, умудрилась давно смолотить все свое мясо и подчищала с тарелки последние обрезки овощей. Косынку она в какой-то момент сдернула — жарко — и сверкала бритой головой, на которой яркий свет из окна обозначал еле видимый светлый ворс.

Совершенно ни на кого не похожая, странная, но с ней вдруг, он не отследил, когда именно, стало легко, как ни с кем другим. Богдан уже смеялся ее шуткам, на вопросы отвечал вполне развернуто и почти решился сам о чем-нибудь у нее спросить. Но вопрос не придумывался: она была — словно одним куском, вся и сразу, никакие частности про нее не имели значения. А просто сидеть и болтать с ней было здорово. Без разницы, о чем. Сколько угодно, хоть до вечера, хоть целую вечность.

В этот момент Арна и спрыгнула с табурета — ноги у нее далеко не доставали до пола, и приземлилась она на полусогнутые, как кошка. Посмотрела требовательно:

— Дожевывай, и пойдем на Марковича.

Богдан тоже встал, отодвинув тарелку:

— Пойдем.

— Еще чего, жри давай. Мужчина должен жрать, иначе проблемы.

— Какие? — спросил Богдан, и покраснел, и срочно добавил: — Да ну, опоздаем.

Арна засмеялась:

— А ты жри побыстрее. Тебе вообще надо гораздо быстрее жить.

— Как это? — вышло невнятно, холодное тесто склеивало зубы, но он действительно проголодался, и было даже вкусно, только напрягало, что Арна стоит и ждет.