Станция «Звездная» - Мария Воронова

Вот и сегодня Князев сразу, как усадил Яна писать протокол, стал вслух раздумывать, ждут его неприятности или ничего. Между строк Ян понял, что Князев возлагал на этого пациента определенные надежды в плане своего назначения на должность заместителя по лечебной работе и очень расстроился, что собственными руками лишил себя протекции. От мысли, что руку Князева сегодня вели больше карьерные устремления, чем медицинские соображения, Яну сделалось совсем тошно, и он отпросился в библиотеку, а сам поехал домой.

Идеализм идеализмом, служение служением, но если объектом твоей трудовой деятельности является человек, то он и превращается в объект. Рано или поздно ты перестаешь видеть в пациенте личность, и это нормально, недаром многие доктора отказываются лечить своих близких, потому что чувства искажают объективную картину болезни, ты видишь или то, что хочешь видеть, или, наоборот, то, чего боишься.

Все так, и, несмотря на всякие слюнявые рассуждения, что хороший врач – это тот, рядом с которым больному становится легче, полезнее попасть к холодному и умному доктору, чем к доброму и тупому. Но когда человек умирает, он перестает быть твоим пациентом, и тут самое время вспомнить, что жизнь, которой ты его своей рукой лишил, состояла у него не только из болезни, он любил, мечтал, строил планы и мог бы делать это еще целых два месяца, если бы не ты.

Сегодня Ян чувствовал свою вину особенно остро. Еще во время ревизии он понял, что ситуация безнадежная, сказал об этом Князеву, но тот сначала отшутился, а потом цыкнул, как на третьекурсника, и Ян заткнулся. Не то чтобы он испугался гнева научного руководителя, просто стало неловко, да и военная привычка выполнять приказы старших по званию сработала. Он не знал, что Князев ослеплен честолюбивыми амбициями и уже видит, как бедный пациент прямо из послеоперационной палаты звонит куда надо с настоятельной рекомендацией назначить на должность именно Князева, а не какого-то там Бахтиярова.

«Нет, если я сам заболею, то, пожалуй, буду лечиться у тех, кому не смогу ничего дать, кроме денег, – вздохнул Ян, – а лучше так помру, ибо лечись не лечись, а к этому вопросу все равно вернешься».

По крайней мере, стало ясно, почему многие хирурги пьют.

Хотелось побыть одному, но дома Вася с Диной готовились к сессии. Отличница Дина у себя в институте сдала все досрочно и теперь пыталась наставить на путь истинный Василия.

Бедняга сидел в большой комнате за разложенными на столе конспектами, а Дина вышагивала по периметру, время от времени грозно покрикивая на своего ученика.

Увидев Яна, Вася встрепенулся, но Дина хлопнула ладонью по столу, цыкнула «учи давай!» – и он послушно втянул голову в плечи. Яну ничего не сказали, но бросили такой взгляд, что он быстро ретировался в кухню.

Минут через пять к нему вышла Дина и без спросу вытянула сигаретку из его пачки.

– Фу-у-у, устала, – прошептала она, откидываясь на спинку стула и закрывая глаза, – хуже, чем бетонную стену долбить, ей-богу.

В проеме показалась Васина голова, Дина выпрямилась и закричала:

– Нечего-нечего! Пока не выучишь, никакого курева!

Голова молча исчезла.

Сочувственно вздохнув, Ян включил газ под чайником.

– Жрете небось всякую сухомятку, – сказала Дина сурово, – картошка-то хоть есть?

Ян заглянул в ящик для овощей. Там лежало десятка два клубней с белыми проростками.

– Ну вот и хорошо, – отпихнув его бедром, Дина бросила картошку в раковину и стала чистить с нечеловеческой скоростью.

– Жалко, ты не служишь, через пяток лет была бы уже полковником, а то и генералом.

– Нет, не хочу. Мне вообще ваша система не нравится.

– Чего это?

– Знаешь, меня пугает, что у военных самый идиотский путь решения проблемы, самый долгий, запутанный и энергозатратный воспринимается не только как наилучший, но и как единственно возможный.

– Да, что есть, то есть, – с гордостью согласился Ян, – это сбивает с толку наших врагов.

– Из прямого у вас только извилины в голове, – Дина уже начистила картошки, помыла найденную в ящике буфета старинную мясорубку с деревянной рукояткой, отшлифованной руками многих поколений хозяек, собрала и прикрутила к столу.

– Не только.

Пожав плечами, Дина опустила картофелину в раструб и быстро завертела ручкой. Легкий столик подпрыгивал от ее резких движений, и Ян облокотился на него, нажал, но все равно чувствовал, с какой силой Дина дергает ручку.

– Ты Геракл вообще, – восхитился он.

– Ты драники хочешь или нет?

– Хочу.

– Тогда заткнись. И отвернись, я лук кидаю.

Но луковица оказалась такой ядреной, что оба все равно заплакали.

– Васька сказал, вы женитесь? – спросил Ян, смахивая слезы.

– Да я, если честно, не знаю… – всхлипнув, Дина вдруг отвернулась и зажгла новую сигарету.

Опустившись на корточки, Ян открыл духовку. Дверца подалась с трудом и противно взвизгнула.

– Давненько сюда не заглядывал глаз человека, – сказал Ян и достал большую чугунную сковороду.

Проведя по ней пальцем, Дина поморщилась и взялась за железную мочалку. Раздался противный звук скрежета железа по железу.

Яну вдруг захотелось, чтобы у них с Лазаревым все сложилось счастливо, ведь это так просто и так правильно, когда женишься на том, кого любишь.

Отмыв сковороду, Дина начала жарить драники. Картофельное тесто шипело и пузырилось, масло скворчало, по кухне поплыл аромат жареного лука, и Яну вдруг сделалось спокойно и хорошо, как будто дома.

– Так чего ты не знаешь? – переспросил он.

– Ничего. Я же только развелась.

– А цыганка что тебе сказала?

– Что ждет меня суженый.

– Ну так что ты сомневаешься? Такой компетентный и уважаемый эксперт дал тебе категорическое заключение, чего еще?

Дина фыркнула и перевернула оладьи.

– А сметана-то у вас хоть есть?

Ян заглянул в холодильник, хотя точно знал, что сметаны там нет и быть не может.

– Ладно, сейчас сгоняю, – сказал он.

В шкафчике каким-то чудом нашлась пустая пол-литровая банка, в ящике – полиэтиленовая крышка, и Ян отправился в молочный, быстро переодевшись в гражданскую одежду, чтобы не осквернять авоськой со сметаной величие военной формы советского офицера. Конечно, риск встретить какого-нибудь придирчивого старшего по званию или патруль на Звездной был минимальный, но все же сидеть на губе из-за такой мелочи не хотелось.

Стоя в очереди, он задумался о Дине. Похоже, она вовсе не такая злая, как ему казалось, просто ожесточилась из-за неудачного брака. Ян не вникал, но Вася говорил, что муж там был совсем конченый психопат, унижал ее, врал, даже чуть ли не бил. Наверное, после такого опыта нелегко рассекать с блаженной улыбкой на лице и дарить людям радость, и ответить любовью на любовь тоже бывает не просто. Это Васе легко, ведь тупость рождает оптимизм и верные решения. Люблю – пойдем жениться. Все! Дважды два – четыре, и не волнует, а вашу тонкую душевную организацию и связанные с ней метания засуньте себе куда хотите.