Уильям Шекспир. Человек на фоне культуры и литературы - Оксана Васильевна Разумовская

Никто не смел приблизиться ко мне.

Не доверяли и стенам железным.

Так был велик их страх передо мной,

Что думали: могу стальные прутья

Ломать, столбы алмазные дробить.

В представлении солдат обеих армий Толбот воплощает безоглядную отвагу и благородство; его доблесть и беззаветное служение королю сделали его национальным героем, чьи добродетели в пьесе гиперболизируются и превращают Толбота в сказочного богатыря, английского Роланда[86]:

Своим мечом творил отважный Толбот

Такие чудеса, что не расскажешь, —

В ад сотни душ послал. Никто не смел

Сразиться с ним. Рубил он здесь и там.

Враги кричали: «Это дьявол в латах!» —

Вся рать дивилась, глядя на него.

Он не только сам сражается без устали, но и вдохновляет измученных воинов следовать его примеру: «Эй, земляки, возобновите бой / Иль с нашего герба сорвите львов!» В одной из сцен Жанна д’Арк называет сражающихся англичан «толботцами»[87], как будто в гуще сражения на свет родилось новое племя. Солдаты штурмуют Орлеан с его именем на устах, призывая его на помощь наравне с покровителем Англии святым Георгием[88]. (Аналогичным образом Карл, дофин Франции, после очередной победы Жанны предлагает сделать ее святой покровительницей нации: «Не “Сен-Дени!” теперь взывать мы будем, / Святая Франция – лишь Жанна д’Арк»).

Толбот – живая легенда, воплощение национальной доблести, символ несокрушимого духа английских воинов… Однако Шекспир не мог не привнести в этот идеализированный портрет комические нотки: прослышавшая о подвигах Толбота французская графиня захотела послужить отечеству и потешить собственное тщеславие, обманным путем захватив английского генерала. Эпизод «пленения» Толбота не лишен комически-галантного колорита – герой по доброй воле отправляется в ловушку, устроенную дамой, принимая правила куртуазной игры: «где красноречье тысячи мужчин / Не помогло, там женская любезность / Верх одержала… Пойду один, когда нельзя иначе. / Любезность дамы испытать хочу». Несостоявшаяся Юдифь при встрече испытала глубокое разочарование, поверив молве и ожидая увидеть могучего, устрашающего великана:

И это – бич французов?

И это – Толбот, что так страшен всем,

Чьим именем пугает мать ребенка?

Я вижу: лжива, сказочна молва.

Я думала увидеть Геркулеса,

Второго Гектора – с лицом суровым,

Могучего и ростом, и сложеньем.

А предо мной – ребенок, карлик жалкий!

Возможно ль, чтоб морщинистый урод

Такого страху задавал французам?

Пикантная ситуация стремительно сменяется комической, которая, однако, служит в итоге поводом к очередному прославлению английской нации устами ее скромного «Геракла»:

Вы видите лишь малую толику,

Ничтожную частицу человека.

Когда б мой образ целиком предстал вам,

Так ростом я огромен, так велик,

Что не вместился бы под вашей кровлей…

Героизм англичан признает не только пристыженная графиня, но и предводитель французов, герцог Алансон:

Историк Фруассар нам сообщает,

Что Англия Роландов, Оливье

При Эдуарде Третьем порождала.

Теперь мы убедились: это правда.

Как на подбор, Самсонов, Голиафов

Шлет против нас – один десятка стоит!

Отвага и доблесть не сделали Толбота неуязвимым. Во время битвы при Кастийоне в результате стратегической ошибки он и его сын с небольшими отрядами оказались лицом к лицу с численно превосходящим противником и погибли в бою. Фактически это сражение было одним из финальных эпизодов Столетней войны: после смерти Толбота французы взяли Бордо, тем самым завершив период английского правления в Гаскони.

Хотя в произведениях Шекспира обычно очень остро стоит проблема поколений, конфликта родителей и детей, в «Генрихе VI» он изображает, возможно, самую трогательную беседу отца и сына – в сцене прощания старого и молодого[89] Толботов на поле боя[90]. Оба воина перед лицом смертельной опасности готовы забыть о долге перед родиной ради спасения дорогого человека: каждый уговаривает другого спастись бегством, но оба с негодованием отвергают это предложение, чтобы принять героическую смерть:

Джон

Вам от себя меня не отделить,

Как пополам себя не разделить.

Везде за вами я пойду вослед;

Коль мой отец умрет, мне жизни нет.

Толбот

Тогда прощусь с тобой, сын милый Джон.

Ты в этот день угаснуть обречен.

Идем. Бок о бок мы умрем с тобой

И к небу полетим душа с душой…

Антагонистом Джона Толбота, воплощением всего ненавистного англичанам становится не французский дофин или его приспешники, а легендарная Жанна д’Арк, дева-воительница, которой отводится в пьесе одно из центральных мест. Ее образ у Шекспира получился двойственным и в чем-то парадоксальным. С одной стороны, она – спасительница французов, их национальная героиня, посланная свыше. Но даже у соотечественников она вызывает неоднозначные чувства: в патриархальном сознании средневековых воителей дева на поле боя, с оружием в руках, нарушала издревле установленный порядок, сам принцип устройства мироздания, согласно которому женщине отводилось пространство дома и хозяйственные заботы, а война, политика и путешествия были мужской прерогативой.

Англичанам XVI века на первый взгляд было проще принять идею о подчинении особе женского пола – в силу исторических обстоятельств. Их родина уже несколько десятилетий находилась под властью другой Девы, что, впрочем, не мешало ее врагам – католическим проповедникам, заговорщикам и пуританам-радикалам – клеймить ее в памфлетах и обличительных выступлениях «девкой», «распутницей», «коронованной шлюхой». Традиционализм средневекового мышления допускал такую ситуацию, как монарх (а уж тем более воин) в юбке, лишь в виде редчайшего исключения[91], и все подданные Елизаветы понимали, что большинство ее официальных статусов (таких как «Защитник веры» или «Верховная Глава Англиканской Церкви») – фикция, дань этикету и гарантия соблюдения многолетних устоев. Так что даже статус английской «Глорианы» был весьма условным и шатким, и уж тем более не влиял на отношение англичан к другим «девам», дерзнувшим, как и Елизавета, отступить от предписанного еще праматери Еве пути к спасению, пролегающего через кухню и детскую.

Шекспиру образ Жанны предоставлял возможность поупражняться в создании портрета воинственной героини, подобной леди Макбет, Регане с Гонерильей или Клеопатре из более зрелых его произведений. Почти все они могли бы сделать своим лозунгом слова Жанны: «Я превосхожу свой пол». В некоторых драмах Шекспира намечается дихотомия двух типов женских образов: робкие, нежные девы, покорные, преданные супруги, не способные