Во имя победы - Дмитрий Устинов

Вообще же в доработке, в доводке конструкции большое значение имело деловое взаимодействие с производственниками, в том числе с мастерами-рабочими. Одним из таких мастеров на «Большевике» был слесарь-сборщик Евгений Иванович Канищев. Бывало, принесешь ему чертеж. Он внимательно изучает его. И вдруг ткнет пальцем в какой-то узел:

– А вы здесь все правильно рассчитали? Не слабовато ли?

Всем было известно, что, если уж Иваныч, как все мы его звали, насторожился, нужно обязательно снова просчитать узел, а то и внести изменения в конструкцию. Почти наверняка там, где указал мастер, действительно оказывалась слабинка.

Впоследствии – и на «Большевике», и на других заводах, особенно в годы Великой Отечественной войны, – мне не раз приходилось привлекать таких, как Канищев, рабочих-умельцев, настоящих мастеров своего дела к решению сложных конструкторских и технологических задач.

В совместной дружной работе конструкторов, производственников, рабочих мне видится одна из важнейших черт социалистического производства – общее стремление выполнить задачу лучше, быстрее, надежнее. Для такого слияния интересов и целей у нас в стране есть благодатная социальная почва: и рабочий, и инженер в равной степени являются хозяевами производства, на равных участвуют во всех делах трудового коллектива.

Соединение усилий рабочих и инженерно-технических работников, руководителей всех рангов, администрации в производственном процессе – важное условие его интенсификации, на каком бы участке человек ни трудился, он должен выполнять свои обязанности добросовестно, честно. Именно такой труд – главное мерило достоинства человека в нашей стране, будь ты конструктором или слесарем, космонавтом или землепашцем, солдатом или министром.

А поскольку труд – единственный источник приумножения могущества и богатства Родины, народного благосостояния, постольку сознательное, ревностное отношение каждого советского человека к общественному долгу – самый основной, самый надежный залог успешного решения всех стоящих перед страной задач.

Зима 1937/38 года в круговороте заводских дел и забот промелькнула как-то незаметно. Я был полностью поглощен работой, да и весна началась необычно рано и дружно.

В конце марта в моей судьбе произошел новый крутой поворот – я был назначен директором завода «Большевик». Казалось, еще только вчера получил назначение инженером-конструктором в заводское КБ и не без робости впервые в этой роли приближался к проходной. И вот позади беседы в обкоме партии, наркомате, в Центральном комитете ВКП(б). Я – директор.

Все произошло быстро и для меня неожиданно. Однажды вечером мне сообщили, что, поскольку главный конструктор завода болен, мне, как его заместителю, придется докладывать завтра А.А. Жданову о работе конструкторского бюро. Времени на подготовку было очень мало. О составлении письменного доклада не могло быть и речи. Только продумал его содержание и набросал план.

В назначенное время прибыл в Смольный. Андрей Александрович вначале расспросил, давно ли я в партии, получаю ли моральное удовлетворение от новой работы, как идут дела на заводе, как живу и не тесно ли в одной комнате с семьей в четыре человека. Беседа приняла непринужденный характер. Я доложил о работе конструкторского бюро, об узких местах, трудностях, высказал свои соображения о том, что желательно сделать в ближайшее время и в перспективе. По-видимому, мой доклад и ответы на заданные им вопросы удовлетворили А.А. Жданова. Заканчивая разговор, он спросил, как мне удалось за короткое время изучить производство. Я ответил, что тесные связи с заводом у меня установились задолго до перехода туда, а работа в конструкторском бюро, ежедневное посещение основных цехов и активное участие в жизни заводской парторганизации позволили быстро вникнуть и в общее состояние дел, и в проблемы дальнейшего развития предприятия.

Вскоре меня снова вызвали в Смольный, а потом в Москву – в ЦК ВКП(б) – и предложили возглавить коллектив «Большевика». Огромное доверие партии надо было оправдать делом. Я отчетливо понимал, что директор несет ответственность перед партией и правительством за все на заводе: за морально-политическую атмосферу в многотысячном коллективе, безусловное выполнение плана, соблюдение трудовой дисциплины всеми работниками, да и за себя. Ведь на директора смотрят все, видят, когда приходит и уходит, что и как делает, как разговаривает с людьми, насколько близок к ним.

Возвратившись из Москвы, я прямо с вокзала поехал на завод. Поднялся на второй этаж заводоуправления. Зашел в кабинет директора, сел за стол и задумался о том, как и с чего начать работу в новой должности.

Мои раздумья прервал телефонный звонок.

– Товарищ Устинов? – спросила телефонистка. – С вами будет говорить товарищ Жданов.

Тотчас в трубке раздался знакомый голос:

– Здравствуйте, товарищ Устинов.

– Здравствуйте, Андрей Александрович.

– Давно ли возвратились? Все в порядке? Хорошо. Входите в курс дела. А завтра прямо с утра прошу ко мне. И секретаря парткома с собой пригласите. Договорились? Ну, до встречи.

В трубке раздались короткие гудки, а я все продолжал держать ее возле уха. Потом спохватился, набрал номер телефона Рябикова. Василий Михайлович ответил сразу же, словно только и ждал моего звонка, и тотчас пришел в директорский кабинет. Я рассказал ему о поездке в Москву, о звонке Жданова. Обсудили, какие материалы надо посмотреть, чтобы подготовиться к завтрашнему разговору в обкоме партии. На сердце стало спокойней – мне словно передалась частица рябиковской уверенности и оптимизма.

Так получилось, что первые шаги на заводе я сделал рука об руку с Рябиковым, и теперь, на новом важном для меня жизненном этапе, он снова был рядом. А надежное, крепкое плечо товарища значит очень много.

Ранним утром следующего дня, успев еще раз обсудить с Василием Михайловичем ряд вопросов, которые касались положения дел на заводе и казались нам наиболее важными, мы были в Смольном, в приемной кандидата в члены политбюро ЦК ВКП(б), первого секретаря Ленинградского обкома и горкома партии А.А. Жданова.

Андрей Александрович поднялся нам навстречу, крепко пожал руки, поздравил меня с назначением.

– Ну вот, – сказал он с удовлетворением, – теперь у вас упряжка получится сильная. Должна получиться! Ведь вы с Рябиковым, если не ошибаюсь, знакомы давненько и далеко не шапочно. Знаний вам не занимать. Порох тоже, мне кажется, есть в достатке. Верно? Ну а опыт – дело наживное.

Все это Жданов говорил, пока мы шли от середины просторного кабинета, где он нас встретил, к столу, пока усаживались на стулья, говорил приветливо и просто. И я почувствовал, как схлынуло напряжение, в мыслях появилась спокойная, созвучная ждановскому тону ясность.

– А завод ваш пока работает плохо, – продолжал он. – Вы знаете не хуже меня, что уже несколько лет не выполняется государственный план. И это при тех богатых технических возможностях, которыми завод располагает. Вы задумывались, почему так происходит? Ведь и люди у вас прекрасные, и работать по-настоящему умеют. Но на заводе нет должного порядка, дисциплины, ответственности за порученное дело. Люди устали от штурмовщины и безалаберности. Вы замечали, как утомляет людей отсутствие дисциплины? Неорганизованность ставит в положение отстающих даже хороших работников. Значит, что для вас сейчас самое важное, самое главное? Дисциплина. Наша, большевистская, сознательная дисциплина, дисциплина действия, инициативы, активности. Как ее добиться? У Ленина вы найдете четкий ответ на этот вопрос. Нужно поднять воспитательную и организаторскую работу и соединить ее с хозяйственной. Иными словами, каждое производственное мероприятие надо обеспечивать политически, помнить, что и технология, и ремонт оборудования, и чертежное хозяйство – все это вопросы и политические, вопросы работы с людьми.