Штрафники не кричали: "За Сталина!" - Юрий Рубцов

Таким образом, была практически разграничена компетенция военных трибуналов и военного командования по направлению военнослужащих в штрафные части.

Этот приказ также не лишен тонкого учета человеческой психологии. За указанные воинские преступления виновные в них наверняка угодили бы под трибунал, который, в свою очередь, мог приговорить их к длительным срокам заключения, а, скажем, дезертиров — и к расстрелу. После же приказа НКО № 0413 потенциальные уголовники, избегнув суда военного трибунала, получали шанс вернуть себе честное имя через штрафную роту.

Правда, и здесь не все однозначно. Приказом № 0413 еще раз официально закреплялось право отдельных категорий командиров и начальников самостоятельно осуществлять правосудие, что противоречило и Конституции СССР 1936 г., и действовавшему Уголовно-процессуальному кодексу.

Беда состояла в том, что наличие такого права предоставляло возможность для значительных злоупотреблений властью в отношении штрафников. Нередки были случаи сведения счетов с непокорными подчиненными, самосуда, повального направления в штрафные части за дисциплинарные проступки в периоды сложного положения на фронтах. В результате численность штрафных подразделений превосходила определенную приказом № 227, превышая ее в 2–3 раза.

Вот один из примеров, содержащихся в обзоре военных трибуналов Западного фронта о практике применения приказа НКО № 0413 в 1943 г.: «Особенно безобразно выглядит случай расстрела трех красноармейцев 61-й штрафной роты. Эта рота не поднялась в атаку, через 4 дня после этого, когда рота была отведена в тыл, три первых попавшихся красноармейца по приказу полковника Разумовского были расстреляны.

Командный состав этой роты не знал личного состава, учет его в роте отсутствовал. В середине октября несколько штрафников перешли на сторону немцев. Следствие до настоящего времени не смогло установить ни количества перешедших, ни их фамилий»[59].

Необходимым условием применения отсрочки с направлением в штрафную часть была годность военнослужащего к строевой службе, возможность исполнить воинские обязанности в условиях действующей армии. Это обстоятельство тоже не всегда принималось во внимание.

Так, военным трибуналом войск охраны тыла Северо-Западного фронта был осужден к 8 годам лишения свободы с применением прим. 2 к ст.28 УК РСФСР красноармеец Чуненков. Военный трибунал при этом не учел, что солдат был болен язвой двенадцатиперстной кишки и являлся ограниченно годным к военной службе и потому не мог быть послан на фронт.

Военный трибунал фронта, учитывая непригодность Чуненкова к строевой службе, исключил из приговора прим. 2 к ст. 28, а меру наказания определил условную.

По ходу кровопролитной войны Красная Армия, естественно, испытывала трудности с призывным контингентом. Когда советские войска двинулись на запад и приступили к массовому освобождению ранее оккупированных земель, появилась возможность поставить под ружье местное мужское население. Для этого годились не только граждане, достигшие за годы оккупации призывного возраста или не призванные в 1941–1943 гг. по уважительным причинам. Появился такой источник пополнения штрафных частей, как контингент военнопленных, освобожденных из фашистской неволи, а также окруженцев, отставших при отступлении от своих войск и оставшихся на оккупированной территории. Причем не только живших тихо, без огласки, под личиной местных жителей, но и воевавших в партизанах, наносивших удары по врагу с тыла.

Отношение к этим людям определялось упомянутым выше приказом Ставки ВГК от 16 августа 1941 г. № 270. Во многом оно было несправедливым, что не могло не отразиться в воспоминаниях фронтовиков.

И. И. Коржик:

В сентябре 1943 г. после освобождения нашими войсками г. Переяслава наш партизанский отряд им. Чапаева был расформирован. Часть партизан ушла на запад, а нас, несколько десятков офицеров, направили в г. Рязань, как позже выяснилось, на спец-проверку. А затем постановлением военного трибунала — всех в штрафбат.

Все эти офицеры, от младшего лейтенанта до полковника, в свое время попали в киевское окружение. В чем их вина? В том, что не застрелились, хотя приказ Мехлиса требовал этого[60]. После трехмесячной проверки все они оказались «чистыми» — не сотрудничали с немцами, не изменники Родины. Казалось бы, самым умным было направить их в воинские части по специальности, но… В батальоне было 1200 офицеров, в том числе 25 полковников, которых на старости лет сделали рядовыми. Всем нам выдали красноармейские книжки. В моей было написано: звание — ст. лейтенант, должность — первый номер ручного пулемета.

А. В. Пыльцын:

Вот тогда к участию в ликвидации рогачевского плацдарма немцев и взятию г. Рогачева (зимой 1943 г. — Ю. Р.) и был привлечен наш батальон.

В предшествующий этому событию период после тяжелых боев под Жлобином батальон находился на формировании в селе Майское Буда-Кошелевского района. Пополнение батальона шло очень интенсивно. И не только за счет проштрафившихся боевых офицеров. Поступал и значительный контингент бывших офицеров, оказавшихся в окружении в первые годы войны, находившихся на оккупированной территории и не участвовавших в партизанском движении (мы так и называли их общим словом «окруженцы»). Было небольшое количество и освобожденных нашими войсками из немецких концлагерей или бежавших из них бывших военнопленных офицеров, прошедших соответствующую проверку в органах «Смерш» («Смерть шпионам»). Полицаев и других пособников врага в батальон не направляли. Им была уготована другая судьба.

В последнее время некоторые наши историки заявляют, что всех бывших военнопленных и окруженцев в соответствии с приказом Сталина загоняли уже в советские концлагеря, всех военнопленных объявляли врагами народа. Тот факт, что наш штрафбат пополнялся и этой категорией штрафников, говорит о том, что такие утверждения не всегда отражают истину.

Известно, что бывшие военнопленные — офицеры, не запятнавшие себя сотрудничеством с врагом, направлялись в штрафбаты. Правда, в большинстве не по приговорам военных трибуналов, а по решениям армейских комиссий, которые руководствовались приказом Ставки Верховного Главнокомандования от 16 августа 1941 г. № 270, который квалифицировал сдачу в плен как измену Родине. Беда была только в том, что комиссии эти редко различали, кто сдался в плен, то есть добровольно перешел на сторону врага, пусть даже в критической обстановке, а кто попал в плен, либо будучи раненным или контуженным, либо по трагическому стечению других обстоятельств.