Дивный мир братьев наших - Андрей Ланиус

Володя бережно взял у меня книгу и раскрыл ее на середине. Я увидел усатого, с большой сплющенной головой сома, нахально вытянувшегося вдоль обеих страниц центральной вкладки.

— Сом… — мечтательно произнес Володя. Затем заговорил, словно цитируя: — Местное название — лаха, жаин, лапыш. Ночной хищник. Питается рыбой, ондатрой, птицами, а также крысами в период их миграции с берега на берег. Легко ловит кур, сбивая их в воду хвостом… Известны случаи поедания крупным сомом овец и собак, а также нападения на детей. Благодаря особенностям строения тела и верткости легко переползает по росной траве из водоема в водоем… Минутку… Вот, самое важное! В 1951-м году в Амударье поймали сома весом более ста килограммов. Его длина составляла 258 сантиметров!

Тут Володя захлопнул книгу и горячо продолжил, как бы расширяя рамки темы:

— В 30-х годах в Днепре выловили сома весом 420 килограммов и длиной свыше 5 метров! Этот не рыбацкая байка, а факт, засвидетельствованный членом-корреспондентом украинской Академии наук, известным ихтиологом Мовчаном! — Усмехнулся: — Днепр! Река, где рыбаков всегда было больше, чем рыбы!

Володя пристально уставился на меня и произнес, как нечто заветное:

— А вот здесь, в низовьях Амударьи еще сохранились совершенно нетронутые уголки… Представляешь, какой сомище мог вырасти в каком-нибудь тихом омуте под глинистым обрывом! — И добавил загадочно: — Очень может быть, мы вскоре узнаем об этом…

Владимир, что называется, оседлал любимого конька. Но я торопился домой и вынужден был попрощаться с приятелем.

Наша компания состояла в основном из недавних выпускников вузов, направленных по распределению в этот жаркий и пыльный, малообжитой край. Молодые прорабы, инженеры-технари: энергетики, наладчики, дорожники…

Владимир был среди нас «белой вороной»: более старший по возрасту, он являлся художником по оформлению зданий общественного назначения. Здесь, в Тахиаташе, он создавал панно во всю боковую стену нового дома культуры. Здание это поднималось по соседству с участком нашей мехколонны. Его инструментом были не краски и кисти, а цветная мастика и скребок. Сначала он наносил на часть стены пять слоев цветной мастики, а затем с помощью специального скребка снимал в нужных местах еще сырую мастику до заданного слоя. В результате получался фрагмент будущего цветного панно. Судя по отдельным репликам Володи, этой технологией владели единицы. Здесь он взял двух помощников из местных, которые выполняли всю черновую и подготовительную работу. Всю художественную часть Володя делал сам.

Когда он впервые назвал нам сумму своего гонорара, за столом повисла тишина. Слишком уж заоблачной казалась цифра. Она превышала наши инженерные оклады со всеми надбавками и коэффициентами в десятки раз. То есть, по тогдашним меркам Володя вполне тянул на роль миллионера из провинции.

Должен подчеркнуть, что о своих баснословных гонорарах Володя говорил не из желания похвастаться, а в силу своего добродушного, в чем-то наивного характера. Это был парень с открытой душой, живущий в своем придуманном мире, бесконечно далеком от бытовых разборок и мелкой зависти.

И всё же за общим столом кто-то из наших по-дружески предостерег его:

— Володя, ты бы немного поосторожнее. Тахиаташ всё-таки город сложный. Вольные поселенцы, летуны, бывшие зэки… Смотри! Найдутся охотники до чужого добра.

В своей манере Володя перевел разговор на любимую тему.

— Я же не держу свое добро под подушкой, — улыбнулся он в ответ. — А вообще-то, парни, я охотно уступил бы свое место на недельку-другую любому желающему, а сам отправился бы с удочкой на озера.

Он и вправду здорово выматывался, находясь на строительных лесах от рассвета до заката, почти без выходных и праздников. Объяснял, что обязан укладываться точно в жесткий график, что панно должен сдать в срок, иначе понесет немалые убытки.

Тем не менее, несмотря на занятость и усталость, он хотя бы раз в неделю выезжал на своем мотоцикле на ночную рыбалку, которая была его неодолимой страстью.

Существует особый тип любителей рыбалки. Это рыболовы-сомятники. То есть, те, кто ловит только сомов. Вот к их-то плеяде и относился наш общий друг Володя.

Чаще всего он привозил рыбин весом 8-10 килограммов, которых снисходительно именовал «мелкими сомиками». Примерно через два похода на третий его добычей становились двухпудовые сомы, а однажды под утро он привез усатого гиганта, который едва умещался в коляске мотоцикла. Посмотреть на улов сбежалась половина микрорайона. Когда этого зверюгу взвесили, в нем оказалось без малого 70 кило! Когда Володю спросили, как же он справился в одиночку с этим гигантом, художник с виноватой улыбкой ответил, что повозиться, конечно, пришлось, но, если честно, эта рыбина вовсе не гигант и это еще не настоящая рыбалка. Но, быть может, скоро ему выпадет настоящая рыбалка… Целую неделю общежитие, где жил художник, питалось деликатесными котлетами из сомятины.

Не было для Володи более желанной темы, чем особенности рыбалки на сома или соминые повадки. Вот только заинтересованных собеседников он находил себе с трудом. Ну, не было среди нашей компании других заядлых рыболовов! Тратить дефицитное свободное время на ужение обитателей речных глубин казалось нам просто глупо. Тем более что на местном рынке живой, а также копченой и вяленой рыбы было в избытке.

Амударья к тому времени уже сильно обмелела, ужалось и Аральское море, но всё равно рыбы еще было вдоволь.

На всех каракалпакских базарах имелись рыбные ряды, где главным товаром был копченый усач. Этот товар, можно сказать, был наиболее популярным “сувениром”, который увозили с собой гости республики. Наблюдая за посадкой пассажиров в нукусском аэропорту или на ходжейлийском вокзале, несведущий человек удивился бы тому, что практически каждый несет с собой некий продолговатый сверток. Это и был специально упакованный для удобного провоза усач: отборная рыба весом в 5–7 килограммов, с нежным, тающим на языке мясом, на срезе которого выступала янтарная пленка жира. В те времена за такую упаковку просили 25 рублей, и, поверьте, товар стоил таких денег.

В местных пивбарах к скверному нукусском пиву подавали жареного сазана. Где-нибудь в углу заведения дымила рыбожарка — котел с кипящим маслом, куда бросали панированные куски свежей рыбы, обязательно крупной, а после жарки вылавливали их большой шумовкой и выкладывали на весы. Стоило это удовольствие сущую безделицу, и было доступно даже бомжам.

А в Ургенче, где к рыбе всегда было особое отношение, на центральном базаре в ошхоне масло кипело сразу в четырех-пяти котлах, выстроившихся в ряд. В первом котле традиционно жарили только сомятину, во втором — сазана, в третьем — судака, в четвертом — жереха…

В условиях этого рыбного изобилия лишь прирожденный