Конец света наступит в четверг - Дидье ван Ковелер

– Нет-нет, всё нормально, – торопливо говорит мать, откидывая волосы назад.

Она подставляет голову ответственному по помойкам, который подносит к ее чипу мини-сканер, чтобы списать штраф.

– Триста лудоров [4] будут переведены через двадцать четыре часа, – объявляет он, проверяя операцию на своем экране.

Он возвращает мне медведя, советуя в следующий раз быть внимательнее, и уходит.

– Ну, теперь, – мать глядит на полицейского с видом оскорбленной невинности, – надеюсь, всё выяснилось и моего мужа отпустят домой?

– Вас проинформируют, сколько времени продлится задержание. А до тех пор получше следите за своим ребенком.

Полицейский смотрит на нас взглядом, который ему, наверное, кажется жутко проницательным:

– Вам не кажется, что мальчик уже не в том возрасте, чтобы таскать игрушку в коллеж? Вы уверены, что у него не начинается нервная депрессия?

– Нет, что вы, – поспешно отвечает мать, – он очень жизнерадостный, уравновешенный, просто переполнен энергией и энтузиазмом…

– Ладно, – прерывает он. – На этот раз я не буду писать рапорт, но впредь пусть будет осторожнее! Ясно?

Мать обещает, что я оправдаю его доверие, желает полицейскому хорошего вечера, машет ручкой, пока он садится в машину… Потом закрывает дверь и моментально отвешивает мне оглушительную оплеуху, от которой моя голова чуть не слетает с плеч.

– Совсем свихнулся?! Звонишь в полицию ни с того ни с сего, отправляешься в коллеж с игрушкой, теряешь ее по дороге, засаживаешь отца в тюрьму и подводишь мать под штраф в триста лудоров! Думаешь, у меня мало проблем с вчерашним везунчиком, который бросился под колеса, едва выйдя из моего кабинета? Если он умрет, я потеряю работу! И как мне тогда тебя обеспечивать?!

Я хочу ответить, что могу покончить с собой, чтобы избавить ее хотя бы от этой проблемы. Но сейчас не самый удачный момент для шуток.

– Сегодня останешься без ужина! Завтра утром пойдешь на прием к доктору Макрози, он отправит тебя сгонять жир в лагерь на другом конце страны! И я наконец-то буду избавлена от твоих фокусов! А ты, может, научишься уму-разуму!

Опустив голову, я иду к лестнице.

– Медведя конфискую! – она отнимает у меня профессора Пиктона.

Но потом, поморщившись, возвращает.

– Выстирай его сначала, он теперь переносчик инфекции! И я запрещаю тебе его выбрасывать! Даже в голубой контейнер. Это подарок твоей бедной бабушки, если ты вдруг забыл.

Голос матери срывается. Я поспешно поднимаюсь по ступенькам. Нет, я не забыл. Характер у бабули был еще хуже. Когда она умерла, ее чип поместили в трансформатор торгового центра в конце улицы, и отец утверждает, что «бабушку» по-прежнему «замыкает». Каждый раз, когда мы там бываем, происходит скачок напряжения, и электричество отключается.

– Ты не мог бы думать о чем-нибудь другом? – нервничает медведь. – Считаешь, сейчас самое подходящее время заниматься шопингом? А о том, чтобы послать тебя в лагерь для похудения, не может быть и речи! У нас есть дела поважнее. И держи меня прямо! Я плохо себя чувствую. Ну и зараза твоя мать! Не могла промолчать? Я как-то не задумывался о том, что пахну помойкой, а теперь меня тошнит! Обрызгай меня духами.

Я вхожу в свою комнату, бросаю его и падаю на кровать. Уткнувшись носом в подушку, я пытаюсь привести в порядок мысли. Может, я неправ. Хотел избавиться от профессора Пиктона, а он, если уж на то пошло, оказался моим единственным союзником.

– Именно! – торжествует он. – Подумай наконец, сколько энергии ты растрачиваешь впустую, стараясь прогнать своего ангела-хранителя! Я избавлю тебя от лагеря, Томас, но только баш на баш. Твоя свобода в обмен на сотрудничество. По рукам?

– А мой отец так и останется в тюрьме?

– Я не предсказываю будущее! Во всяком случае, пока. Как видишь, я сильно продвинулся со вчерашнего дня. Смерть – всё равно что новое рождение, только ускоренное. Ты делаешь первые шаги, осматриваешься, учишься коммуницировать и, сталкиваясь с проблемами, совершенствуешь свои умственные способности. Мне не с кем сравнить, но, по-моему, я неплохо справляюсь для призрака, который еще вчера был человеком.

– Вы поможете освободить отца?

Медведь молчит. В его безжизненных глазах из пластмассы отражается свет лампы-ночника. Я упрямо повторяю:

– Вы поможете освободить отца?

Он складывает лапы на груди и отвечает с нарочитой медлительностью, от которой попахивает лицемерием:

– Я знаю, кто может помочь. Но ты сам должен связаться с ними.

– С кем?

– Это группа высокопоставленных ученых, с которыми я должен был встретиться послезавтра на конгрессе в Зюйдвиле. Если ты передашь им данные об Аннигиляционном экране, которые я тебе сообщу, и убедишь их создать протонную пушку для его уничтожения, то я расскажу тебе, как заставить их помочь твоему отцу. А теперь давай-ка, спрысни меня духами!

Я беру медведя и иду в ванную, где выпускаю на него струю из дезодоранта.

– Хватит! – ревет он.

Давясь кашлем, он кричит о молекулах консерванта парабена, которые действуют на него как ракетная бомбардировка. Лучше уж вонять помойкой.

– Но пока мы тут, сделай мне руки.

– Это как?

– Вырежи пальцы в этих бесполезных лапах. Тогда я буду хотя бы частично самостоятелен, и не придется надоедать тебе каждый раз, когда я захочу что-нибудь сделать.

Чувствуя, как ко мне возвращается оптимизм, я беру маникюрные ножницы и начинаю кромсать плюшевые культи.

– Вам не больно?

– Мертвецы, мой мальчик, испытывают только моральные страдания. А то, что ты сейчас делаешь, чертовски облегчит мне жизнь.

Я вспоминаю Бренду Логан. Интересно, как бы она отреагировала, если бы, убив Пиктона, обнаружила, что он вселился в ее любимого плюшевого кенгуру? Учитывая ярость, с какой она колотит по боксерской груше, Бренда бы точно воспользовалась своим домашним призраком, чтобы свести счеты с Флегматиками, Маразматиками, Женатиками и Умниками. До сих пор я не имел ничего, кроме неприятностей, от моего вынужденного сосуществования с Пиктоном, но теперь всё изменится. Я не допущу, чтобы мой отец гнил из-за меня в тюрьме. Вот только чтобы выполнить требование медведя, нужна помощь кого-то из взрослых. Нужна союзница.

– Остановись! Это уже шестой!

– Ой, простите! – я поспешно отдергиваю ножницы, чуть не вырезав ему лишний палец.

– Брось думать об этой девице, она отвлекает от дела.

– Какая еще девица? – бурчу я враждебно, чтобы скрыть смущение.