Тьма над Лиосаном - Челси Куинн Ярбро

Потом наступил самый торжественный момент богослужения. Каждому из присутствующих предлагались хлеб и вино, олицетворявшие собою тело и кровь Христовы. Хлебец был маленьким, зато вина, поставляемого в Лиосан отцом Пентакосты, наливался целый потир. Так, впрочем, бывало лишь дважды в год: на Рождество и на Пасху.

— Пейте, вкушайте, — нараспев произносил брат Эрхбог, снова и снова наполняя потир, пока наконец не поднес его к губам Ранегунды. Ей по рангу надлежало бы первой осушить эту чашу, но она была женщиной и потому терпеливо ждала своей очереди, довольная уже тем, что монах, обойдя всех мужчин, сразу направился не к Пентакосте, а к ней.

— Молюсь и благодарю Господа, — прошептала Ранегунда, перекрестившись.

Кровь Христова мигом согрела ее. Она взяла онемевшей рукой крошечный хлебец, в голове у нее зазвенело, а все предметы вокруг вдруг опушились яркой колеблющейся каймой. Это все хмель, мелькнуло в ее сознании. Она оперлась на здоровую ногу, чтобы подняться с колен.

На губах Пентакосты зазмеилась усмешка, и, хотя она даже не покосилась на Ранегунду, та уловила издевку и покраснела от затаенного гнева. Красавица же с удовольствием пригубила вино, потом потянула терпкий напиток в себя и, пока пила, умудрилась смочить в нем крайчик вуали.

— Молюсь и благодарю Господа, — проговорила она, когда монах протянул ей хлебец.

Ставни всех окон были затворены, и в тусклом свете масляных ламп общий зал стал напоминать таинственную сказочную пещеру. Впечатление это усугубляли красноватые отблески почти догоревших углей в очаге. Мужчины, первыми начавшие ощущать воздействие алкоголя, понемногу зашевелились. Эварт сел на край одной из скамей и застыл там, улыбаясь чему-то, несмотря на жжение в горле и легкую тошноту. Мимо него пробирался куда-то Уолдрих, чуть покачиваясь и взмахивая, чтобы сохранить равновесие, рукой. Руперт, придвинушийся к очагу, от которого все еще исходили остатки тепла, глядел на свой хлебец с таким видом, словно ему поднесли хороший кусок мяса. Фэксон сидел в двух шагах от товарища, привалившись безвольно к стене. Уолдрих добрался наконец до дверей и встал между створками, созерцая снег на плацу и не обращая никакого внимания на теребившего его рукав Аделяра.

Староста поселения наблюдал за дверями, готовый в любое мгновение встать на пути у тех, кто попытается выйти во двор, до того как брат Эрхбог даст знак расходиться. Он сильно постарел за последнее время, но все еще сохранял ту силу, с какой не мог не считаться ни один обитатель крепости Лиосан. По случаю праздника староста отцепил от нагрудного ремешка совиный коготь и повесил вместо него маленькую серебряную рыбешку.

— Собирается ли брат Эрхбог служить мессу и для крестьян? — спросила полушепотом Геновефа. — Или эту честь он оказывает лишь нам?

— Позже, — ответила Ранегунда.

Ослепительно яркий свет, окаймлявший в глазах ее каждый предмет, плохо вязался с тусклым свечением ламп и, скорее всего, не имел к нему отношения. Наверное, подумалось ей, это как-то связано с могуществом и славой Христа или… с силой, заключенной в вине. Кто его знает?

— Сегодня? — Геновефа прищурилась, оглядывая свой хлебец, и прибавила: — Хотелось бы мне кроме этого поесть еще и овсянки.

— Сегодня вечером, — кратко ответила Ранегунда, решившая не доверять слишком многое своему языку.

— Им тоже дадут вина? — Геновефа потерла висок и хихикнула. — Неужели в крепость завезли столько бочек? Да и как они смогут трудиться наутро, если напьются?

— Им дадут медовый напиток, — ответила Ранегунда.

Геновефа как заведенная закивала, потом хихикнула снова.

— Интересно, им это понравится?

— Крестьянам? — спросила невпопад Ранегунда и подосадовала — как на себя, так и на никчемность затеянной болтовни.

Пентакоста уже поднялась с колен, но не пошла к ним, а, улыбаясь каждому из мужчин, неспешно двинулась к очагу и наконец встала около Руперта. Там она и осталась стоять, поигрывая глазами и поправляя накидку, из-под которой то и дело выглядывали кружева блузы.

— Дух Христа Непорочного! — произнесла с изумлением Геновефа и в ужасе прикрыла рот ладонью. — У меня кружится голова, — сообщила она через мгновение.

— Не у тебя одной, — отрезала Ранегунда и, чтобы сгладить грубость, сказала: — Говорят, причастие сродни вознесению на Небеса. Возможно, поэтому сейчас все вокруг так сверкает.

Геновефа опять закивала и неопределенно взмахнула рукой, потом уставилась на припавшую к чаше Дагу. Ей захотелось окликнуть подружку, но это было бы верхом неуважения к службе, и она вновь посмотрела на Ранегунду, чтобы с некоторой запинкой произнести:

— Боюсь… нам будет трудненько с Ньорбертой. Вчера она жаловалась на сильную боль в животе.

— Это из-за поста, — машинально откликнулась Ранегунда и, спохватившись, решила исправить оплошность: — Она болеет с тех пор, как понесла.

— Говорят, ей предстоят тяжелые роды, — Геновефа перекрестилась. — Да защитят ее Христос Непорочный и все старые боги.

— Пусть и они, как все мы, присматривают за ней, — великодушно позволила Ранегунда. — Что, жена Калфри подготовила травы?

— Винольда считает, что нескольких трав не хватает, — ответила за подругу подошедшая Дага. — Но она обещает сделать что сможет, хотя…

— Рождественская месса всегда великая радость! — перебила ее жена капитана Мейриха, с трудом вставая с коленей.

Ранегунда изо всех сил постаралась изобразить на лице абсолютнейшее согласие с мнением пожилой дамы, отчего голова ее вновь пошла кругом, а грустный образ бедняжки Ньорберты растворился в туманной дали — за пределами праздничного сияния.

— Брат Эрхбог сегодня был особенно красноречив, — нетвердым голосом произнесла она.

— Рождение Христа Непорочного, — подхватила Геновефа с пылающим от восторга лицом, — величайшее из событий! Оно делает зиму похожей на лето.

— Как и на другие прекрасные дни, — добавила жена Мейриха, от избытка чувств хлопнув в ладоши и едва не выронив хлебец. — Жаль, конечно, что мы не празднуем солнцестояние, но ведь это не слишком большая плата за такое вино. В лесу всегда можно найти остролист, но вина там не сыщешь. — Ее приглушенный смех звучал весело и добродушно. — У нас над каждой кроватью висит остролист. Разве имеет значение, что его нет в общем зале?

— Или в часовне, — высказалась Геновефа, заставив Ранегунду поморщиться, ибо та мгновенно вспомнила о скромном строении возле западной стены крепости. Темное и продуваемое насквозь, оно было сооружено лет двадцать назад, и крыша его уже протекала по меньшей мере в дюжине мест, несмотря на непрекращающиеся попытки ее залатать.

— Брат Эрхбог объявил, что собирается искоренить у нас все, что напоминает о старых богах, — глубокомысленно сообщила жена капитана. — Ну что ж, у него есть право решать, как лучше всего угодить Христу Непорочному.

Ранегунде хотелось что-то на это ответить, но возникавшие в голове неуклюжие мысли не желали воплощаться в слова. Думать было труднее, чем распутывать тугие узлы руками в перчатках, и все же она не сдавалась. Наконец ей удалось с натугой произнести: