Игра в пятнашки - Рекс Стаут

Я покачал головой:

– Насчет первого не знаю, но поговорить с вами я хотел не потому. Так она больше не связывалась с вами? Не звонила, не писала?

– Нет.

– А кто-нибудь другой, из «Софтдауна»?

– Нет.

– Где вы были в ночь на понедельник? Мне не нужны показания под присягой, но полиция все равно вас спросит.

– Не спросит!

– Спросит как пить дать, если не раскрутит дело до того, как доберется до вас. Прорепетируйте со мной. С кем вы играли в канасту?

– Ни с кем. Я была дома. Здесь.

– Какие-нибудь гости? Хотя бы Ольга была?

– Нет.

Я пожал плечами.

– Тут и репетировать нечего. – Я чуть наклонился к ней: – Послушайте, миссис Яффе, я тоже мог бы признаться кое в чем. Я пришел к вам под ложным предлогом. Сказал, что нам, мистеру Вульфу и мне, нужна информация. И это правда, но нам нужна и помощь. Вам, конечно же, известны условия завещания отца Присциллы. Знаете ли вы, что теперь, когда она мертва, эти пятеро – Хелмар, Брукер, Квест, Питкин и мисс Дьюди – завладеют большей частью акций «Софтдауна»?

– Да, конечно.

Нахмурившись, она не отрывала от меня взгляда.

– Хорошо. Вы – акционер. Мы хотим, чтобы вы подали иск против этой пятерки. Воспользуйтесь услугами своего адвоката, или же мы предоставим вам другого. Нам нужно, чтобы вы потребовали наложить судебный запрет на осуществление ими любых прав собственности на эти акции, пока не будет установлено, не заполучил ли один из них или несколько эти права преступным путем. Мы полагаем, что в сложившихся обстоятельствах суд примет во внимание подобное требование и, скорее всего, удовлетворит его.

– Но что… – Она нахмурилась еще больше. – С какой стати мне делать это?

– Да с такой, что вы на законных основаниях заинтересованы в надлежащем управлении делами фирмы. Вы были старейшей подругой Присциллы, а когда-то и ближайшей. Как думаете, кто ее убил?

– Я не знаю. И не хочу, чтобы вы делали это!

– Именно за этим я и пришел. Может, это ни к чему и не приведет. Может, полиция раскроет убийство быстро, сегодня или завтра, и в таком случае проблема уладится. Но с другой стороны, нельзя исключать, что копы никогда его не раскроют, – подобное уже случалось. А через неделю или месяц Вульфу, возможно, будет слишком поздно браться за расследование. Да и в любом случае его клиент ждать не согласен. Мы не можем взяться за дело как копы. Нам необходимо тем или иным образом подобраться к этим людям, сделать первый шаг. И судебный запрет – самое то. Я вот что вам скажу, миссис Яффе: не собираюсь попрекать вас дивидендами, но этот бизнес и в самом деле довольно долго позволял вам вести безбедную жизнь. Отплатить ему подобной услугой будет не так уж обременительно. Особенно если учесть, что Присцилла Идз, уж будьте уверены, попросила бы вас о том же самом, если бы могла. Это не отнимет…

Я умолк. Только круглый дурак продолжает уламывать того, кто демонстративно уходит. А Сара Яффе именно что демонстративно ушла – встала с дивана и двинулась прочь без единого слова. Правда, под аркой в дальнем конце комнаты она все-таки обернулась и прокричала:

– Я не стану этого делать! Не стану!

И ушла. Секундой позже затворилась дверь – не захлопнулась, а была плотно прикрыта. Постояв и поразмышляв немного, я пришел к заключению, что здесь и сейчас не располагаю оружием, способным поразить цель. Засим я двинулся в противоположном направлении, в прихожую. Там на глаза мне попались шляпа, валявшаяся на столе, и пальто на спинке стула.

Какого черта, подумал я, взял и унес их с собой.

Близился полдень, когда после трех остановок по пути я расплатился с таксистом на углу Двадцать девятой улицы и Лексингтон-авеню и двинулся на восток. Первую остановку я сделал у аптеки, откуда позвонил Вульфу и отчитался об успехах, вторую – у склада Армии спасения, где оставил шляпу и пальто, третью – у ресторана, в котором, по сведениям Лона Коэна, работал официантом Андреас Фомос. Узнав, что тот взял выходной, я отправился к нему на квартиру. Не питая особых иллюзий, впрочем.

Я лелеял серьезную надежду сопроводить Сару Яффе на Тридцать пятую улицу для встречи с Вульфом и Натаниэлем Паркером, единственным адвокатом, которому Вульф когда-либо посылал орхидеи. Увы, из идеи с судебным запретом ничего не вышло, и после неудачи с вдовой новая попытка с Фомосом, о которой распорядился Вульф, представлялась мне жалким суррогатом.

Поэтому к нужному дому на Восточной Двадцать девятой улице я приближался без всякого воодушевления, готовясь выполнить приказ лишь в силу дисциплины, выработанной долгой практикой. Внимательно осмотрев улицу и сфокусировавшись на участке напротив, я приметил кое-что любопытное. Это заставило меня пересечь проезжую часть, заглянуть в грязную захламленную обувную мастерскую и подойти к сидевшему в ней субъекту, который при моем приближении поднял газету, явно желая за ней спрятаться.

Я обратился к газете:

– Вызывай лейтенанта Роуклиффа. Страсть как охота снова выдать себя за полицейского. Боюсь не сдержаться. Прямо чувствую, как меня разбирает.

Газета опустилась, явив пухлые, но пока еще не жирные, черты копа по фамилии Хэллоран.

– Зоркий у тебя глаз, – констатировал он. – Если желаешь что дурное сказать о лейтенанте, валяй выкладывай!

– Как-нибудь в другой раз. Сейчас я при исполнении. Рад, что увидел тебя, потому что могу угодить в ловушку. Если не выйду через три дня, позвони Роуклиффу. Хвост к объекту прицепили серьезный или ты один следишь?

– Я зашел сюда за парой шнурков.

Я извинился за беспокойство, оставил его и направился через улицу. Очевидно, убойный отдел был далек от победных реляций, раз сочли необходимым следить за Фомосом, которого, насколько я знал из газет, с делом связывала лишь понесенная им утрата. Впрочем, особых надежд на вдовца копы не возлагали, иначе Хэллоран повел бы себя иначе.

Жил Фомос в старом пятиэтажном здании из красного кирпича. В череде фамилий, значившихся под почтовыми ящиками с правой стороны вестибюля, его стояла предпоследней. Я нажал на кнопку, выждал с полминуты до щелчка, толкнул дверь, вошел и двинулся по лестнице.

На площадках располагалось по три двери – по одной с каждой стороны и одна посередине. Тремя маршами выше дверь в дальнем конце несла на себе большую траурную розетку из черной ленты, концы которой свисали едва ли не до полу.

Я подошел к ней и позвонил, и почти сразу же из-за двери донесся грубый низкий голос:

– Кто там?

Решив, что мне кое-что причитается за полтора часа тяжкой работы, я отозвался:

– Друг Сары Яффе! Моя фамилия Гудвин!

Дверь с грохотом резко отворилась. За ней стоял настоящий геркулес в белых шортах, я бы даже сказал – ослепительно белых по контрасту со смуглой кожей и взъерошенной копной черных как смоль волос.