Бешеные коровы - Кэти Летт

Мамаша Джой сняла крышку с дезодоранта.

— Идти против этой женщины — это самоубийство, — философски изрекла она. — Живой ты от нее не уйдешь.

Мэдди попыталась прогнать охватившие ее плохие предчувствия безразличным смехом.

— Вы что, ходите на уроки по утопанию? Завтра я уже буду на свободе, с моим ребенком! — Всепоглощающее чувство облегчения от одной мысли о том, что она скоро сможет снова кормить Джека, настроило ее грудь на настроение «капуччино». Она внимательно рассмотрела себя в зеркале. Несмотря на все ухищрения и добрые намерения, ей, с половиной брови и распухшей губой, для полноты образа не хватало лишь татуировки «преступница».

Когда за Мэдди пришли охранники, соседки по камере поцеловали ее на прощанье. По дороге к «приемному отделению» ее сопровождали серенады Холлоуэй: «Если ты забрызгала сиденье туалета, будь милашкой — вытри его бумажкой» и «Оттянись за меня, не слезай с мужика три дня».

Все вставало на свои места. Мэдди не только была в одном шаге от свободы, но и произошло еще нечто удивительное, восхитительно радостное. После того как она родила Джека, было легче воссоединить сербов и хорватов, чем молнию на ее брюках. Этим же утром Шанель одолжила ей свои джинсы «Ливайс» десятого размера. И впервые со дня рождения Джека Мэдди смогла их застегнуть.

* * *

В камере, где она ожидала своей встречи с судьей, оптимизм Мэдди растворился, как аспирин в стакане с водой. Голые стены, жесткая скамья, резкий запах мочи — все здесь дышало отчаянием. В коридоре разносились крики заключенных с просьбами о том, чтобы их выпустили в туалет или включили свет. Они умоляли о возможности опорожнить свой кишечник, встретиться с родными, поговорить со своими свежевыбритыми защитниками или просто выпить горячего чаю. В самом коридоре царил хаос. Мэдди слышала, как адвокаты и социальные работники криком общались со своими подзащитными через смотровые оконца.

— Что, у тебя было тяжелое детство? А у кого было другое?

— Самое главное — это девушка. Она ведь не пострадала физически, правда? Я имею в виду, не считая того, что была изнасилована.

Дверца смотрового окна в двери Мэдди внезапно распахнулась. В маленьком окошке появилось лицо Двины, окутанное ароматами «Боди-шопа».

— Мэдлин, это твой последний шанс. Твой адвокат…

— Перегрин? Ой, не говорите, я сама угадаю! — съязвила Мэдди. — Он пылает энтузиазмом!

— Но ты не можешь его уволить. Во всяком случае, в соответствии с новыми правилами предоставления юридических услуг. Это значит, что, если ты не скажешь мне, где твой ребенок, он завалит твое прошение об освобождении и ты останешься в Холлоуэй.

Легкое дрожание в ее голосе заставило Мэдди насторожиться. Она стала с равнодушным видом рассматривать свои свеженакрашенные ногти, хотя больше всего хотела вонзить их в рот Двины и разодрать его до локтей.

— Обычно социальные работники стараются не принимать свою работу слишком близко к сердцу, чтобы сохранить дистанцию между собой и подзащитным. Однако время от времени встречаются случаи, от которых нельзя отстраниться. Такие случаи, как твой, дорогуша.

Мэдди почувствовала, что у нее заболела шея от того, что ей приходится наклоняться, чтобы поговорить через окошко. Позади Двины, за темными внутренностями тюрьмы, открывались неизведанные глубины.

— Мне не следовало толкать тебя к усыновлению. Тебе нужно время для того, чтобы подумать, что на самом деле лучше для твоего ребенка. Я теперь вижу, какая ты хорошая мать.

Слезы отчаяния сдавили горло Мэдди. Двина нащупала ее уязвимое место, задев глубоко скрываемые чувства, но Мэдди поспешила загнать их обратно.

— Три первых месяца жизни ребенка очень важны для установления отношений с матерью. Тактильный контакт, постоянная близость… — Мэдди различила сдавленный всхлип. — Это просто необходимо для избежания психиатрических отклонений во взрослом возрасте. — Мэдди никогда еще не чувствовала себя такой усталой. Ее тело налилось пластичностью статуи Клауса Ольденбурга. — Мэдди, позволь мне вернуть тебе ребенка. — Слова Двины действовали подобно анестетику. — Адрес, Мэдлин. Мне нужен адрес.

Дверь открылась. Тюремный надзиратель, позвякивая ключами, вызвал ее по имени тоном смертельно скучающего человека.

— Тебе пора, дорогуша.

Мэдди так и застыла на месте. Рука Двины, которую та положила на плечо Мэдди, была теплой и успокаивающей.

— Я сделала все, что могла, Мэдлин. — Голос Двины страдал вместе с ней. — Если ты не скажешь мне адреса, я заброшу все свои книжки по психоанализу и отправлюсь в Котсуолдс, чтобы открыть там небольшую мастерскую.

Мэдди сделала судорожный вдох. Ее груди налились, и молоко протекло сквозь нагрудные накладки. Мысли о Джеке заставили ее чувствовать себя обманутой, измотанной и совершенно бессильной.

— Дом шестнадцать «А» по Ладгейт-стрит, Клапам.

Выражение лица Эдвины Хелпс было совершенно не похоже на выражение лица апостола, только что обратившего нового человека в христианскую веру.

* * *

Мэдди сосредоточилась на приближающемся источнике света и стала подниматься по ступеням на встречу с судом. От свободы ее отделяло несколько часов, может быть минут. Наконец-то она нашла луч света в своем темном царстве.

* * *

— В освобождении под залог отказано, — заявил судья с меньшей заинтересованностью, чем та, которая сквозила бы в его голосе при заказе сандвича.

— Что он говорит? — от волнения Мэдди едва двигала языком. Напрочь забыв все уроки языка тела, она схватилась за металлические прутья ограждения скамьи подсудимых, сжав их с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

Перегрин откашлялся.

— Рассмотрение вашего вопроса об освобождении под залог решили отложить.

— Что? — ей казалось, что ее опутала какая-то паутина, и она никак не могла собраться с мыслями.

— Мы должны будем отправить апелляцию в коронный суд… — прошептал он. — Все дело в убийстве младенца. Они хотят освидетельствования психиатром.

Мэдди больше не могла дышать. Перед ее глазами закачался зал, стены закружились вокруг нее, кровь застучала в висках, но остальная часть ее существа по-прежнему действовала адекватно, потому что она почувствовала, как шевелятся ее губы и с языка срываются слова:

— Но я же сказала вам о ребенке. Я сказала ей. — Мэдди сделала отчаянный жест в сторону Двины.

Та подавала Слайну пакетик драже «Никотинелл», который он принимал у нее с сонной ухмылкой. Закравшиеся сомнения вынудили ее нахмуриться.

— Двина! Скажи же им!

Несколько людей посмотрели в сторону Двины, на что та ответила смешком: «Ну что тут поделаешь?», который лишь подчеркнул абсурдность призыва Мэдди. Так, наверное, смеялась Саломея, когда уже отделила голову от тела. Холодное лезвие понимания вошло в сердце Мэдди. Дружелюбие Эдвины Хелпс было сродни дружелюбию кишечного паразита. Эта женщина была настоящей хищницей. Двина, стерва из СС, достойная стать любимицей фюрера. Эдвина Хелпс хотела, чтобы Мэдди отдала Джека для усыновления. Теперь ей даже не нужны бумаги для официального усыновления, потому что все считали Джека мертвым. Все, что Двине оставалось сделать, — это забрать его из квартиры Джиллиан в Кланам.