Москва - Андрей Круз

А затем он решил, что изрубит всех животных в этом огромном молчаливом здании, и когда люди из машин всё же прогрызут и подкопают фундамент здания, они будут ему уже не опасны.

Когда мы проезжали по Большой Никитской улице, нас обстреляли. Стреляли плохо, безбожно мазали. Стрелок, судя по всему, сидел в здании Зоологического музея, на верхнем этаже. Расстояние всего ничего, но ни одна пуля даже в броню не попала, а мы провалились в десантный отсек за долю секунды. Гранатомётов у стрелков не оказалось, ничего крупнокалиберного — тоже. А судя по звуку, пальба шла из пистолета-пулемёта. Вообще странно, зачем они это делали? Надеялись кого-то из нас с брони сшибить? Непонятно.

Соловьёв приказал даже ответный огонь не открывать, и мы проехали мимо, вся колонна. Выехали на простор Манежной площади и снова выбрались на броню. Дисциплина дисциплиной, а любопытство — страшная сила. Но смотреть на Манеже на что-то ещё, кроме картины запустения, смысла не было — пустота, даже мертвяков почти не видно. Совсем им тут делать нечего — или в других местах гуляют, или попрятались. Зато снова вдалеке мы разглядели неторопливо едущий следом за «уазиком» большой грузовик, в кузове которого виднелись вооружённые люди. Ещё кто-то «по хозяйству» промышляет, наверное.

Машины свернули левее, проскочили прямо на Красную площадь, где ничего, кроме скуки, на нас не напало. Пустота. Один-два мертвяка на всём этом огромном, продуваемом злым ветром пространстве. Замершие навсегда Минин и Пожарский. Архитектурный пряник Василия Блаженного. Длинный ряд окон ГУМа. За ГУМом опять пожар, большой, тянет шлейф дыма, и выплёскиваются выше крыш языки пламени, но что горит — непонятно. И никакой суеты, полная тишина, и это в центре гигантского города. Ни рёва сирен пожарных машин, ни толпы, ничего. Плетущиеся по улицам мертвяки останавливаются и тупо глазеют на огонь.

Ворота в Кремль были открыты, но выглядело всё абсолютно безжизненным, так что и заезжать туда не стали. Всё же тесная и закрытая территория, маршруты отхода все через ворота, которые так просто перекрыть, да и смотреть там не на что. Не Царь-пушку же себе на буксир цеплять? Из неё всё равно не постреляешь.

Колонна выкатилась на набережную, тоже пустынную, и пошла в сторону Остоженки. После храма Христа Спасителя, на этот раз проспавшего новое бедствие, выбрались на Бульварное кольцо, с него дёрнули на Пречистенку и по ней выехали на Садовку. И уже оттуда пошли сначала в сторону Нового Арбата, а потом — на Кутузовский.

Для наших перемещений мы старались выбирать самые широкие и самые прямые улицы. Их сложно перекрыть, заблокировать, завалить, там у нас всегда будет маршрут для отхода. На том же Кутузовском всегда можно выскочить из-под огня, просто увеличив скорость, если, конечно, тебе не ПТУР залепят сразу же в борт. Если залепят, то уже не выскочим.

Кутузовский тоже давил на нервы запустением и множеством объеденных до самых костей трупов, лежавших тут и там и невыносимо смердевших. Целых трупов почти не осталось, всё больше костяки с клочьями гниющего мяса или вообще разбросанные кости. На некоторых из них кормились крысы, причём явно мёртвые, на иных ещё пировали зомби. Заметил я и пару стай мёртвых собак. Интересно, но у этих тварей стайный инстинкт и смерть не нарушила — одиночек я пока ещё ни разу не видел. Попасться такой стае — верная смерть, без вариантов.

— Ты гля, а мертвяки друг друга жрут, оказывается, — сказал Бугаев.

— Ну да, а что? — удивился я заявлению. — Давно уже заметили. Но это так, утилизация отходов, лучше было бы, если бы они друг друга убивали.

— Ага, жди, — сказал сзади прапорщик. — Дожидайся. Но хоть гниль немного подберут, раньше вонять перестанет.

— Кстати, а почему они вообще друг на друга не нападают? — вдруг спросил Бугаев. — Тоже ведь пища, и всегда под рукой.

— Не знаю, — ответил я. — Может быть, их плоть после смерти снова как-то изменяется и становится более привлекательной в качестве пищи.

— В смысле? — уточнил Соловьёв.

— Не знаю… — пожал я плечами. — В теории если… Например, они вырабатывают какие-то феромоны, которые работают как система «свой — чужой».

— Чего вырабатывают? — переспросил прапорщик.

— Запах, в общем, — уточнил я. — Заметили, как странно мертвяки пахнут?

— Не заметь тут, — ответил прапор. — Дохлятиной и чем-то вроде ацетона.

— Вот этот ацетонный запах, может быть, и есть их система опознания, — кивнул я. — А как помер, он быстро выветривается, и тогда можно жрать. Он уже не «свой», а по разряду «еды» числится.

— Надуманно, как мне кажется, — возразил Соловьёв.

— Возможно, — согласился я. — Но другую теорию пока придумать не могу. По-хорошему, надо бы мертвяков наловить и поэкспериментировать. Однако то, что повторно убитый зомби пахнет как обычный мертвец, а пока он бродит — то по-особому, очень заметно.

— Ну, тоже верно, — подвёл итог разговору Соловьёв.

Колонна шла дальше, уверенно и неторопливо, а я задумался ещё глубже. Ещё одно несоответствие того, что я вижу, тому, что должно быть, просто мозолит глаза. Зомби на улицах мало, а людей не видно вообще, если не считать две группы мелькнувших моторизованных мародёров. Значит, люди должны были уйти из города или погибнуть. Но ушло не так уж и много. Думаю, что подавляющая масса беззащитных и безоружных горожан всё же погибла. Погибла в попытках добыть еду или оружие, в попытках завести чужую машину или залить бензин в свою на брошенной бензоколонке. Погибли все слабые, все медленные, все неуклюжие, все одинокие пожилые, все трусливые, все наивные и все, кто верил, что правительство их спасёт. В общем, погибли миллионы. А где они теперь?

Два тоннеля под мостами были забиты мертвяками, пребывающими в коме. Добычи нет, и они угомонились. Но не все. Некоторые бродят по улицам. Но всех их чертовски мало для того количества зомби, которое должна была «произвести» Москва.

Где ещё могут скрываться? В домах? Проверять? А какие именно проверять? И где гарантия того, что в каком-то доме мы не найдём сразу всех отсутствующих на улице одновременно? И не будем ими съедены, если они кинутся разом, для примера. Страховка это не покрывает, короче. Да и нет у меня никакой страховки, это я так глупо и нервно шучу.

Колонна проскочила по Кутузовскому до поворота на Минскую улицу, что за Поклонной горой, по ней дошла до Мичуринского проспекта. Затем свернула направо, и мы начали вызывать на частотах радиоопознания автобазу, на которой должна была базироваться группа Доценко. О кодах опознания мы договорились заранее, поэтому, к моему облегчению, там меня узнали. Даже более того, к микрофону подошёл Доценко. Я рассказал ему в двух словах, с кем я еду, на чём и зачем, и получил от него «добро» на посещение.

И ещё через десять минут вся наша колонна на скорости влетела в распахнувшиеся стальные ворота в бетонном заборе и остановилась. Встречал нас сам Доценко, в необычном комбинезоне, в котором, как в «горке», на руках и ногах были вставки отличающегося оттенка, и в чёрной разгрузке. Вместе с ним был Игорь, в такой же форме, у которого на плече висел бессменный ПКМ. Интересно, он его постоянно с собой таскает или сейчас прихватил, в честь нашего визита? Кстати, что за комбинезоны такие интересные?