Честное пионерское! Часть 3 - Андрей Анатольевич Федин

большая кровать. Удобная. Поверхность подо мной была относительно мягкой. Не ортопедический матрас, конечно. Но я не помню, чтобы слышал скрип пружин. Видел, что пространства на кровати вокруг меня было предостаточно: не для одного человека. Сомневаюсь, что такие трах… громадины стоят в спальнях советских школьниц.

Я и Юрий Фёдорович одновременно взглянули на Зою.

— Что? — спросила Каховская.

Юрий Фёдорович указал на неё сигаретой. Но вопрос он задал мне.

— Считаешь, её убили… убьют в родительской спальне?

— Не знаю, дядя Юра, — ответил я. — И не уверен на счёт убьют. Возможно, во сне у Терентьевой случится инфаркт или инсульт. Или она наглоталась снотворного — поэтому и не проснётся. Понятия не имею, от чего она умрёт. Не стану фантазировать на эту тему. Так можно додуматься и до ядерной войны или до нападения инопланетян.

— Лучше бы это действительно были инопланетяне, — сказал Каховский. — Как в книжке «Война миров» Герберта Уэллса. Было бы замечательно. Тогда бы этим делом занимались конторские.

Юрий Фёдорович ухмыльнулся, затянулся дымом — выдохнул в сторону приоткрытого окна, за которым шумел дождь.

— Инфаркт и инсульт — тоже неплохие варианты, — добавил он. — Таблетки — похуже. А вот если будет… как в квартире Оксаны Локтевой, то шишки посыплются на наше управление. И на меня в том числе.

Каховский вернул на стол вазу с конфетами. Подвинул её ко мне (будто предложил взятку). Сощурил левый глаз, окинул меня взглядом (словно приценивался).

— Что скажешь, зятёк? — спросил он. — Прикидывал уже, когда ждать тех инопланетян? Какие мысли у тебя есть по этому поводу? Что подсказывает тебе… интуиция?

— Девятого декабря, — сказал я. — Примерно.

Юрий Фёдорович не донёс до лица сигарету — та замерла на полпути.

— Насколько — примерно? — уточнил он.

Я вновь развёл руками.

— Не знаю, дядя Юра. В той комнате над столом висел отрывной календарь. Я видел на нём именно эту дату: девятое декабря тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года. Но… сами понимаете: листки могли не отрывать несколько дней — могли и неделю о них не вспоминать.

— Могли.

Каховский дёрнул рукой, хмыкнул.

— Опять календарь, — сказал он.

И тут же добавил, но уже без ухмылки:

— И снова воскресенье.

— А что… в воскресенье? — вклинилась в разговор Зоя.

Юрий Фёдорович вздохнул.

— Отдыхать в воскресенье нужно, — сказал он. — Телевизор вместе с семьёй смотреть. Или на рыбалку с приятелями ездить. Можно было бы и в гости к друзьям прогуляться. Потому что у всех нормальных людей воскресенье — выходной день. Да даже раскладывать пасьянсы или гадать вместе с твоей мамой на кофейной гуще и то приятнее, чем искать инопланетян и сторожить школьниц.

Каховский вдавил недокуренную сигарету в дно туфельки. В воздух взметнулось облако пепла. Часть пепла опустилось обратно в хрустальную посудину — часть полетела к приоткрытому окну.

— Вот спасибо тебе, зятёк! — сказал Юрий Фёдорович. — Умеешь ты поднять настроение — в этом ты мастер. Лучше бы ты в своих снах не на кроватях с девицами валялся, а сразу узнавал имена, фамилии и адреса преступников. Цены бы тебе не было! А то: война — не война, инопланетяне — не инопланетяне. Тьфу! Пророк недоделанный. Дёрнуло же тебя схватить эту школьницу за руку! Не мог спокойно пройти мимо неё.

Зоя встрепенулась. Удивлённо взмахнула ресницами. Усилила хватку на моей руке.

— Папа! — воскликнула девочка. — Но ведь ты теперь можешь предотвратить преступление!..

Каховский хмыкнул. Переставил пепельницу на мокрый подоконник. Придвинул к себе чашку с чаем.

— Да что я могу? — сказал он.

Посмотрел не на дочь, а на меня.

— Предлагаешь выставить пост около квартиры той девицы? — сказал Зоин отец. — Или приставить к ней телохранителя? На каком основании? Потому что ты, зятёк, предсказал её смерть? Я этот довод и укажу в рапорте начальству? Вы представляете, что мне ответят? Или на собственные средства найму для девчонки охрану? А может, мне теперь самому по воскресеньям читать около её двери про идиотов?

Юрий Фёдорович щедро сыпанул в чай сахар. Размешал его ложкой, громко ударяя по чашке, будто по колоколу. Пожевал губу.

— Ладно, — сказал он. — Подумаю. До девятого декабря ещё месяц — может и придёт в голову что-то дельное. Но я бы на месте нашего правительства ввёл высшую меру уголовного наказания для тех гадов, что совершают преступления по воскресеньям. А почему бы и нет? Замечательная идея, я считаю. Милиционеры ведь тоже люди и тоже хотят в выходные отдыхать.

Каховский шумно отхлебнул из чашки, причмокнул. Я последовал его примеру (взглядом исследовал вазу с конфетами — присматривался к целям). Зоя выпустила мою руку — выудила из вазы «Мишку на севере».

— Дядя Юра, мне вчера вечером пришла в голову мысль: а что если и третья девчонка скоро тоже… уснёт? — сказал я.

Поднял глаза на Каховского. Юрий Фёдорович стукнул о столешницу дном чашки. Закрыл окно, прежде чем задал вопрос (перестук капель сразу же стал тише).

— Что за третья девчонка? — спросил он.

— Екатерина Удалова из десятого «А» класса, — сказал я. — Она живёт в одном доме с Локтевой и Терентьевой, в одном с ними подъезде, на восьмом этаже. Маленькая худая брюнетка, которая вместе с Терентьевой и вашими стажёрами ходила по классам, искала… того парня.

Юрий Фёдорович кивнул.

— Понял, о ком ты говоришь, — сказал он. — И мне твоё предположение не нравится. Совершенно не нравится! С Локтевой всё ясно. Но вот о том, что случится с Терентьевой, мы пока не особенно представляем. Но если к ним в компанию добавить и третью школьницу… То мне это никак не нравится!

Каховский помахал указательным пальцем. А потом и головой. Широко распахнул глаза.

— Поплюй, зятёк, — сказал он. — А лучше: прикуси язык. Нет никакой третьей девицы! Ты меня слышишь? Да и второй… пока тоже нет: там ещё возможны… инопланетяне. За трёх мёртвых школьниц нам головы оторвут! За первую-то министерство нас едва не поставило… в неудобное положение. А если…

Юрий Фёдорович отвернулся к окну. Посмотрел на видневшиеся за мокрым стеклом кроны деревьев (будто выискивал среди ветвей опровержение моему предположению). Оконная рама вздрагивала от порывов ветра. Вокруг тряпки на подоконнике собралась лужа — вода уже подбиралась к самому краю, грозила вот-вот превратиться в водопад. На мокром месте стояла и туфля-пепельница. А вот до пачки сигарет вода пока не добралась. Юрий Фёдорович спохватился, перенёс пачку на стол. И вдруг с досады ударил ладонью по столешнице. Зоя испугано вздрогнула, расплескала чай.

— Ну а чем чёрт не шутит? — сказал Каховский. — Ладно. Проверь и эту Удалову, зятёк. У нас, конечно, не Ростов-на-Дону. И не Витебская область. Но… может быть, ты и прав: где вторая, там может оказаться и третья. С Терентьевой я разберусь. Сам. Без твоей помощи. А вот эту брюнетку десятиклассницу ты всё же проверь. Во всяком случае, хуже нам от этой предосторожности не будет.

Я невольно прикоснулся к ушибу на ноге. Вспомнил грязное пятно на школьных брюках — благодарность за «проверку» Нины Терентьевой. Собственноручно его вчера отстирывал. А ещё я припомнил известные мне обстоятельства смерти Екатерины Удаловой. В тот раз девица точно умерла не во сне. Подумал, что ощутить в груди и в животе удары ножом — не то же самое, что уснуть на диване или двуспальной кровати. И нарываться на встречу с девчонкой, заранее зная результат, я совершенно не хотел. Хотя и планировал ту встречу… но откладывал ей на потом (и ещё раз на потом).

— Дядя Юра, а можно хоть теперь обойтись без внезапных встреч и падений на асфальт? — спросил я. — Надоело уже залечивать ушибы. Что я всё… как неваляшка. Что если Зоя меня в следующий раз не подхватит? Из-за этой «третьей» девчонки я и сам могу заработать сотрясение мозга. Это если забыть о том, что в этих «припадках» и без того нет ничего приятного. Врагу таких видений не пожелаешь.

Юрий Фёдорович постучал пальцем по сигаретной пачке: по голове нарисованного верблюда. Поковырял ногтем мизинца в зубах. Потёр глаза (точно как потирала их в моём вчерашнем видении Нина Терентьева), но не зевнул.

— Что ты от меня хочешь? — спросил Каховский.

— Ну… не знаю, — сказал я. — Согласен проверить и Удалову. Надо — так надо. Вот только… я хотел бы прикоснуться к этой девчонке не по пути из школы. А в более подходящем для «приступа» месте. Да и лучше не стоя: мне надоело падать. Неужто нельзя дотронуться до неё сидя, а в идеале — лёжа?

Каховский усмехнулся.

— И как я это организую? — спросил он. — Что мне нужно сделать? В койку тебе эту Удалову подложу? Или тебя к ней? Ты ещё предложи предварительно её усыпить. Или оглушить. Нет уж, зятёк.