Осень на краю света - Дмитрий Заваров

— Володь, я домой пойду, — вздохнул Николай Петрович. — Моя уже заждалась.

— Ладно, давай. Завтра зайду, расскажешь все под протокол.

Ушел. Со спины, с треугольным от плаща силуэтом, он еще больше походил на почтальона Печкина. И Федоров подумал вслед: ни в одном из советских мультфильмов не было трупов. В американских, наверное, тоже их немного, но там они, в принципе, могли бы появиться. В наших же мультиках даже представить невозможно.

Снова из-за деревенского холма вынырнули огни фар. На этот раз свои. По каким-то неосознанным признакам Федоров узнал милицейский «уазик». А дальше… стандартная процедура. Только не совсем. Все ж таки не алкаш местный, а целый следователь прокуратуры, из Москвы. Вот они там, в Москве, удивятся: оказывается, столичные чекисты могут тоже сорваться с обрыва и брюхом — на ржавую арматуру, ничуть не хуже прожженного деревенского колдыря.

Когда приехала труповозка, Федорову вместе с операми пришлось помочь санитарам втащить тело Сапегина наверх. Самое противное было, когда снимали мертвеца со штырей. Чтобы отвлечься, участковый занялся рукой следователя — что-то в ней все-таки было зажато. Кое-как отогнул два пальца, вытащил: веточка, оструганная с двух сторон, как карандаш, сбоку маленький сучок, тоже обточен. Улика? Какая улика — прихватил, когда пытался зацепиться на склоне. Федоров и сам сейчас чуть не сорвался вниз: на секунду потерял ориентацию, но успел вцепиться в рукав трупа. Палочку выронил. Да нет, ее даже в протоколе упоминать бессмысленно!

— Поедешь?

— Нет, Сергеич, давай завтра. — Федоров покачал головой.

— Может, сбили?

— Сам видел, все кости целы.

— Ладно, заезжай часам к двенадцати.

Милицейский «уазик» лихо развернулся, а «Скорая» не смогла вписаться — уперлась бампером в отбойник, сдала назад. Пятна габаритов помчались в сторону Калуги. Врачи зачем-то включили мигалку, на вой сирены деревенский холм откликнулся разномастным лаем. Растревоженные собаки еще долго перекрикивались, хотя виновники переполоха уже давно скрылись в темноте.

А Федоров встал над обрывом, прислонясь к фонарю, и бездумно пялился вниз, где по черному пятну заводи медленно плыли, оставаясь при этом на одном месте, тусклые отблески.

— Что ж ты, Володя, поперся-то сюда? — спросил Федоров у ручья.

Дорога тянулась вверх. Фонари нестройной шеренгой взбирались на холм и гасли, запутавшись в черноте перелеска. Там, под соснами, даже после захода солнца застаивался теплый дневной воздух, а тут, в низине, еще засветло начинала копиться стылая сырость. В детстве Федоров любил, разогнавшись на велосипеде, съезжать полным ходом по дороге к оврагу — как в воду нырял. Но только какой черт понес сюда Сапегина? Прогуляться решил? Следы капитана четко просматривались в грязи: по обочине, вдоль отбойника. И смазанный след подошвы — прямо на краю промоины. Не будь внизу арматуры, пролетел бы до ручья и банально плюхнулся в воду. Хороший повод посмеяться да выпить водки, чтобы простуду не подхватить. Как же мало надо человеку для смерти…

Собаки потихоньку затихли. В холоде неба мерцали звезды. На деревенском холме, подсвеченный снизу, выделялся купол с крестом в окружении спутанных тополиных крон. Далеко-далеко, там, где на фоне еле тлеющей полоски заката топорщилась неровная линия леса, замерцал огонь — это помчался в сторону Москвы скорый поезд. На шершавом, в трещинах и измазанных битумом заплатках асфальте желтели две симметричные дуги — заехавшая на обочину «Скорая» оставила глинистые следы. Внизу, на бетоне трубы, большое пятно загустевшей крови. Вот и все следы ночного происшествия.

Закурив, Федоров развернулся и пошел домой — но буквально через шаг, всплеснув руками, сорвался вниз. И упал бы, но что-то зацепило его с двух сторон. Затрещала форменная куртка, воротник больно впился в шею, пережал горло. Участковый обнаружил себя лежащим на склоне насыпи — продолжалось это всего секунду: его резко потащило наверх и перебросило через отбойник.

— Ты чего, Карлсон? Пьяный?

— А? — Федоров ошарашенно уставился наверх.

Над ним возвышались двое: Юрка-Пономарь и этот, как его, отец… священник, что утром сидел у Иваныча. Пономарь наклонился пониже, и на участкового пахнуло тяжелым водочным духом.

— Ты меня слышишь, Вовка? — громче, чем надо, поинтересовался Пономарь.

— А? — снова переспросил Федоров.

— На меня смотри! — приказал священник.

Был он одет в длинное волосатое пальто, в котором Федоров не сразу признал шинель. Он уставился в услужливо подставленное ему бородатое лицо.

— Видишь меня?

— Вижу.

— Покажи руки!

Федоров машинально подчинился, выставив перед собой кулаки. Отец Димитрий перевернул их, разогнул пальцы. Больше всех удивился сам Федоров: на ладони у него лежала та самая оструганная палочка, которую он вытащил у Сапегина.

— Посмотри-ка, Юрий Григорич, — сказал отец Димитрий.

Он достал из кармана платок и через него взял палочку ровно посередине.

— Что это? — спросил Пономарь настороженно.

— Называется «стрелка».

— И чего?

— Возьмешь в руку — и, куда бы ни шел, придешь к этому обрыву и упадешь вниз.

Федоров переводил взгляд с одного на другого. У него сильно кружилась голова, но остановиться он не мог: слишком непонятные вещи происходили вокруг.

— Та-ак, — Пономарь нащупал за собой отбойник и присел, — ты хочешь сказать…

…скрипела. Но сегодня весь день петли молчали. И ночью дверь приоткрылась совершенно бесшумно — были хорошо смазаны. В коридор высунулась мальчишеская голова, сверху она казалась совсем маленькой и почти сливалась с фоном паркета.

— Чисто, — прошипел детский голос. — Сам посмотри.

Голова исчезла — но через секунду ее место заняла другая, белобрысая. Застыла, прислушиваясь, и юркнула обратно. Потом дверь распахнулась шире.

Темноволосый паренек вышел в коридор.

— Идем, говорю! — обернулся он.

— А если там мертвецы? — донеслось из-за двери. — Слышь, Гарик, давай завтра…

— А если в глаз? Сейчас Ольга проснется — обоим прилетит.

— Вадим нас заловит.

— Вадим на кладбище с дядей Юрой водки нажрался. Спит. Не очкуй, Шурик.

Белобрысый медленно вышел в коридор. Здесь было довольно-таки светло: окна синеватыми квадратами отпечатались на полу. У самой стены оставалась не тронутая светом полоса — ребята, не сговариваясь, устремились к ней. Шли на цыпочках, хотя мраморные плиты по определению не могли скрипеть. Походка прекрасно передавала настроение ребят: Игорь шел осторожно, но уверенно, тогда как его друг Шурик плелся сзади с вялой обреченностью.