Шпионка Гарриет - Луис Фитцью

Теперь Оле-Голли была главной фигурой на сцене, и все остальные с удивлением смотрели на нее. Она выдержала паузу и сказала:

— "И молвил Морж: «Пришла пора…»[12]

— «Подумать о делах…» — Гарриет помнила наизусть и, не задумавшись ни на секунду, тут же встала на площадке лестницы и начала декламировать. Все головы повернулись к ней.

Оле-Голли продолжала:

— «О башмаках и сургуче…»

— «Капусте, королях…» — Гарриет смеялась, глядя в улыбающееся лицо Оле-Голли, пока они, чередуясь, читали строчку за строчкой.

— «И почему, как суп в котле…» — Оле-Голли выглядела очень странно, как будто она и плакала, и смеялась одновременно.

Гарриет с восторгом прокричала последнюю строчку:

— «Кипит вода в морях!» — ей всегда нравилась эта строчка, самая любимая.

Оле-Голли не ушла до следующего дня. Когда Гарриет вернулась из школы, Оле-Голли заканчивала собираться. Гарриет сломя голову ворвалась в комнату.

— Когда он сделал тебе предложение? Я все время была с вами. Когда он успел? — она целый день с нетерпением ждала возможности задать этот вопрос.

— Помнишь, когда мы пили газировку и ты рассматривала журналы на полках, вот тогда он и сделал мне предложение, — улыбнулась Оле-Голли.

— Ну… и что ты тогда почувствовала?

— О чем ты спрашиваешь?

— Я хочу сказать, на что это похоже, когда кто-то делает тебе предложение? — Гарриет уже начала терять терпение.

Продолжая складывать одежду, Оле-Голли взглянула в окно.

— Это похоже… похоже — будто у тебя внутри все подпрыгивает… и ты… как будто повсюду в мире открываются все двери… Он как будто становится больше, мир.

— Никакого смысла, — раздумчиво сказала Гарриет и плюхнулась на кровать.

— Тем не менее, ты это чувствуешь. Чувства вообще не имеют никакого смысла, Гарриет, тебе пора бы уже знать, — весело заметила Оле-Голли.

— Может быть… — Гарриет знала, что произносит слова, подходящие только для малышей, но не могла представить, что еще сказать, — может быть, я еще многого не знаю.

Оле-Голли даже не взглянула на нее, и почему-то девочка почувствовала себя уверенней:

— Глупости. Ты знаешь довольно много. Довольно много о себе самой и еще больше о других.

Гарриет повалилась на спину и поглядела в потолок.

— А мистер Вальденштейн будет работать прямо тут, неподалеку? — спросила она как бы между прочим.

— Нет, мы решили навестить его родителей в Монреале, и если нам понравится, там и осядем.

— МОН-РЕ-АЛЬ? — завопила Гарриет. — А это где?

— Гарриет, успокойся. Ты ведешь себя неподобающе. Кроме того, тебе прекрасно известно, что Монреаль находится в Канаде. Я помню, как ты это проходила в школе.

— Я знаю. Но я тогда не буду с тобой видеться, — Гарриет даже села.

— Тебе и не нужно со мной видеться. Тебе больше не нужна няня. Когда ты вырастешь и напечатаешь первую книгу, я приду в книжный магазин, где ты будешь подписывать экземпляры читателям. Договорились? — знакомо улыбнулась Оле-Голли.

— Здорово! Значит, ты попросишь мой автограф?

— Можно это так назвать. В любом случае, я тебя отыщу, когда ты уже совсем вырастешь, просто посмотрю, что из тебя вышло, мне будет любопытно. Поможешь снести все это вниз?

Гарриет вскочила и схватила пару сумок.

— А ты будешь счастлива с мистером Вальденштейном?

— Да. Очень. Не забудь маленькую сумку, — и Оле-Голли направилась вниз.

— А весело — быть замужем? — продолжала Гарриет, спускаясь.

— Откуда мне знать? Я еще никогда не была замужем. Однако я сомневаюсь, что это все время весело. Ничего не бывает все время весело.

— А вы собираетесь завести кучу детей?

— И любить их больше, чем тебя? Нет, конечно. Вероятно, я сначала еще немножко поработаю, пока мы не скопим побольше денег, еще кого-нибудь понянчу, но помни — на свете существует только одна Гарриет, — с этими словами Оле-Голли открыла дверь.

— Ну… ну, — Гарриет просто не знала, что сказать.

— Тебе пора идти работать, ты и так пропустила полдня и не сделала ни одной записи, — Оле-Голли выглядывала такси, казалось, она очень торопилась.

Гарриет бросилась няне на шею, обняла ее и крепко-крепко прижалась к ней.

— До свидания, шпионка Гарриет, — прошептала та ей на ухо. Девочка чувствовала, как к глазам подступают слезы. Оле-Голли сурово опустила ее на землю. — Никаких слез. Слезами меня не вернуть. Помни это. Слезы ничего не могут вернуть. Жизнь всегда борьба, и хороший шпион всегда готов сражаться. Помни это. И чтобы никакой такой чепухи. — Тут она взяла свои сумки и стала спускаться вниз по ступеням. Подъехало такси, и Оле-Голли исчезла прежде, чем Гарриет успела что-либо сказать. «Впрочем, — подумала девочка, — помнится, в тот момент, когда Оле-Голли наклонялась за сумками, я видела одну слезинку».

Вечером, сама укладываясь спать, после того как сама приняла ванну, она записала в блокнот:

Я ЧУВСТВУЮ ВСЕ ТО ЖЕ САМОЕ, КОГДА ВСЕ ДЕЛАЮ САМА, КАК И ТОГДА, КОГДА ОЛЕ-ГОЛЛИ БЫЛА ЗДЕСЬ. ВОДА В ВАННЕ ГОРЯЧАЯ, КРОВАТЬ МЯГКАЯ, НО ВНУТРИ МЕНЯ КАКАЯ-ТО СТРАННАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЫРКА, КОТОРОЙ РАНЬШЕ НЕ БЫЛО, КАК ЗАНОЗА В ПАЛЬЦЕ, НО ТОЛЬКО ГДЕ-ТО ЧУТЬ ПОВЫШЕ ЖИВОТА.

Потом она выключила свет и немедленно заснула, даже не пытаясь почитать.

На следующий день Гарриет не возвращалась домой до пяти вечера. Она просто не хотела идти домой и сначала занялась шпионским маршрутом, а потом пошла сыграть в «Монополию» с Джени и Спорти. Во время игры она была не в духе, поскольку ненавидела долго сидеть неподвижно. Джени и Спорти, наоборот, любили «Монополию». Джени разработала множество способов выиграть, а Спорти был увлечен всем, что касалось денег. В результате оба любили играть подолгу, но Гарриет никак не могла сосредоточиться.

Поднявшись по лестнице, она тихо постояла пару минут перед дверью. Дом хранил молчание. Мама куда-то ушла, отец еще не вернулся с работы. Кухня была так далеко, что кухарки не было слышно. Девочка еще постояла, прислушиваясь.

Все было совсем не так, пока Оле-Голли жила с ними. «Что-то такое есть в Оле-Голли, — подумала Гарриет, — что, даже когда она молчит, ты всегда знаешь, что она тут. Всегда чувствуешь, когда она дома». Гарриет взглянула туда, где была комната Оле-Голли. Комната стояла пустая и молчаливая, желтая дверь открыта настежь. Гарриет шагнула к двери. Стоя на пороге, она вглядывалась в пустоту прибранной комнаты. Она была почти так же хорошо прибрана, как при Оле-Голли. Только цветов не было. Оле-Голли всегда удавалось держать в комнате хоть веточку чего-то живого. Большого покрывала, расшитого цветами, на котором Гарриет любила прыгать, уже не было. «Оле-Голли забрала и покрывало», — подумала девочка.