Апостолы - Наталья Точильникова

— Солнце правды, — улыбнулся Господь. — Символ спасения и возрождения мира, — и отправился к танку. Мы последовали за ним.

— В Хофбург[15]! — кратко приказал он, спускаясь в люк. И кивнул нам.

— Залезайте.

Мы въехали во внутренний двор императорского дворца «Хофбург» и остановились рядом со статуей императора Франца первого в римской тоге и с бакенбардами. Эммануил спрыгнул на землю и резко приказал:

— Всем оставаться здесь. В музее ничего не трогать. Узнаю о мародерстве — головы поотрываю! Филипп, Петр, Марк, со мной!

Мы нырнули в ренессансные «Швейцарские» ворота с красно-серыми полосатыми колоннами.

— Здесь должен быть вход в сокровищницу, — спокойно пояснил Господь.

В сокровищнице он бросил рассеянный взгляд на корону Священной Римской Империи, императорские регалии, сплошь золотую геральдическую цепь ордена «Золотого руна» и уверенно направился к обитой красным бархатом подставке, на которой лежало копье. Ничем особенно не примечательное копье. Ну, верхняя часть лезвия обмотала золотой, серебряной и медной проволокой, ну два металлических голубиных крыла на древке, ну золотые кресты там же. Ну, и что? И далась Господу эта потемневшая от времени железка! Однако он, затаив дыхание, подошел к постаменту и простер над ним руки. Стеклянная витрина разлетелась вдребезги, как от взрыва, и Господь бережно взял копье.

— Это Копье Лонгина, Пьетрос! Я узнал его. Копье Судьбы! Иногда его считают одной из пяти форм Грааля. Тот, кто держит это копье — держит мир! Если бы не оно, на Австрию не стоило бы тратить времени.

С присущей ему скромностью Господь разместился ни в Императорском дворце и даже ни в загородной резиденции «Шенбруне», а всего лишь в Леопольдовском корпусе, бывшей резиденции президента.

Вечером того же дня он пригласил нас к себе. Разговор происходил в небольшой комнате, обставленной в старинном духе, с изысканными креслами и столиком, инкрустированным различными породами дерева. В высокое окно открывался вид на площадь героев и статую эрцгерцога Карла, на поднявшемся на дыбы коне и с копьем, устремленном в небо.

— Присаживайтесь, дорогие мои, — начал Господь. — Ну, рассказывайте о ваших приключениях.

Он слушал внимательно и не перебивал пока я не дошел до рассказа о странном поведении Лойолы.

— Он спрашивал вас о татуировках? — взволнованно переспросил равви.

— Да. Мы очень удивились. Что это значит?

— Потом объясню. Дальше!

Я рассказал о том, как святому стало плохо перед мессой, и он послал нас в Фуа к генералу ордена.

— По моим сведениям, Генерал ордена Иезуитов последние три месяца не покидал Штаб-квартиры ордена в Ватикане, — задумчиво проговорил Господь. — Впрочем, я перепроверю.

— В Фуа находится инквизиционная тюрьма. Я нашел это в Интеррете.

Господь тонко улыбнулся.

— Интересно.

Я перешел к рассказу о моем похищении и замке Монсальват. Равви заинтересовался еще больше.

— Ах, он старый пройдоха! — воскликнул господь. — Значит, отправил вас к Плантару, прямо в белы рученьки! А не к Плантару — так к инквизиции. Хитрая бестия!

— Кто пройдоха? — не понял я.

— Лойола, конечно. Фуа можно не проверять. Теперь я уверен, что там никогда и духа не было Генерала Иезуитов.

— А, кто этот Плантар?

— Мошенник, выдающий себя за потомка Христа, — Господь поморщился. — Ложь и ничего, кроме лжи. У Христа не было и не может быть потомков, и Меровинги не имеют ко мне никакого отношения. Их претензии на роль хранителей Грааля совершенно безосновательны. Есть только один человек, имеющий право обладать всеми формами Грааля. Не только человек.

Он улыбнулся.

— Марк, ты сможешь найти это место?

— Да.

— Покажешь, когда будем во Франции. Спасибо, что выручил этого растяпу.

Я надулся.

— Ладно, Пьетрос. Что было дальше?

— Мы поехали в Вену, как вы приказали. А там мне стало плохо во время мессы в соборе святого Штефана. Но это, наверное, не важно?

— Все важно. В какой момент тебе стало плохо?

— Во время евхаристического канона, когда священник поднял Святые Дары над алтарем, преклонил колено и произнес: «Accipite…»

— Не надо! Я понял. Я уже запретил евхаристию во всех подвластных мне странах. Вы должны были творить ее в воспоминание мое. Но я здесь, с вами. И теперь это похороны живого! Еще бы вам не становилось плохо от такого действа! — он вздохнул. — Ладно, продолжай!

И я поведал ему о знакомстве с Якобом, вечеринке в Мёдлинге и аресте.

— Ну, дальше вы знаете, — заключил я.

Господь кивнул.

— Господи, — робко поинтересовался я. — Вы хотели объяснить нам насчет татуировок.

— Ах, да! Пьетрос, дай мне руку. Правую.

Я подчинился. Господь ласково взял мою руку и медленно провел по ней ладонью от запястья до кончиков пальцев. Когда он убрал руку, я увидел на тыльной стороне своей ладони все тот же трехлучевой знак, но на этот раз черный и похожий на татуировку.

— Что это? — испуганно спросил я.

— Я уже объяснял. Это Знак Спасения. Я отмечаю им тех, кто достоин Нового Мира и Новой Земли, тех, кого я беру с собой в свое царство. Помнишь Апокалипсис? Да, нет, не помнишь, конечно. «И видел я иного Ангела, восходящего от востока солнца и имеющего печать Бога живаго[16]». Это та самая печать. Радуйся, Пьетрос, ибо ты избран! Радуйся и ты, Марк! — я посмотрел на руки Марка. У него был тот же символ. Мне стало легко и радостно, и я благоговейно взглянул на Господа. Он улыбнулся, а потом вдруг стал серьезен. — Но не обольщайтесь, друзья мои. Знаки могут и исчезнуть. Это значит, что вы погибли. Вы живы, пока есть знаки на ваших руках. Храните их, следите за ними. Они — ваше спасение!

Я зачарованно смотрел на Господа, на его одухотворенное лицо, тонкие черты, сияющие глаза. Почему-то мне хотелось плакать. Говорят, это называется «умиление». Возможно, слезы уже текли по моим щекам. Я склонился и поцеловал ему край одежды. Он погладил меня по голове. Я взглянул на Марка. Кажется, он был в таком же состоянии.

Мы вышли из комнаты и пошли по коридору к себе. Здесь толпилось много народу, и у всех на руках были такие же знаки. Теперь я их видел и улыбался их обладателям, как своим.

Здесь, в Леопольдовском корпусе, Господь написал несколько ультиматумов. Правительствам европейских держав предлагалось добровольно признать власть Эммануила. Иначе их постигнет участь Польши, Чехии, Словакии и Австрии, стран, уже подвластных Господу.