Клопы - Александр Шарыпов

– Фридрих, – сказал он вдруг наводчику, – я иду к этому мужику. Остаешься вместо меня.

– Понял, командир, – бесстрастно откликнулся тот.

* * *

– Лезет! Лезет! Товарищ генерал! Иван Сергеевич! Вылез, идет к изделию! – возбужденно заговорил гвардии лейтенант Лепилов, державший переднюю линию окопов с вверенным ему взводом гвардейского мотострелкового полка.

– Ну-ка, – выйдя из блиндажа, генерал взял протянутый ему бинокль, поднес к глазам. – М-да… Кто бы мог подумать… Скажи, чтоб не стреляли: поближе подпусти…

– Без команды не стрелять! – мальчишеским голосом отдал приказ лейтенант.

* * *

«О, майн Готт! – думал Ханс фон Пфеффер на ходу, обхватив ладонями голову. – Как я попал сюда? Что делаю здесь, в этой стране? Куда смотрел канцлер? Что плохого мне сделал этот старик? Ведь я мог раздавить его гусеницами. Почему он босой? Почему он постелил – как это называется – половик? – на снег? Все так странно в этой России… Да он нездоров! На нем лица нет! О, майн Готт, надо дать ему что-нибудь!»

* * *

– Давай, – сказал генерал. – Давай, Лепилов.

– Огонь! – скомандовал лейтенант.

Раздался щелчок. Осечка!

Еще подряд несколько щелчков. Глухая ругань.

Наконец выстрел… Мимо!

– Ну, что там у тебя, – проворчал генерал, – сейчас ведь уйдет…

– Винтовки ни к черту, старые, товарищ генерал…

– Так срежь его из автомата!

– Патронов не завезли… Того калибра…

– Твою в гробину мать… Подымай в рукопашную!

– Взво-од! За мной! Вперед! – закричал лейтенант тонким голосом, вскакивая на бруствер. – Вперед! За Родину! Ура-а!

– А-а-а-а!.. – пронеслось по окопам…

* * *

Через полчаса офицер был взят в плен; танк уехал куда-то за Федурново.

– Молодцы, гвардейцы, – растроганно говорил генерал, проходя перед строем. – Все, что могу. Спасибо, – говорил он, пожимая каждому руку и передавая от адъютанта красные коробочки с орденами.

Пройдя через весь строй, он еще раз посмотрел в эти раскрасневшиеся солдатские лица и вздохнул, не скрывая удовлетворения. Потом обронил адъютанту:

– Давай ко мне этого Пуда.

– Есть! – козырнул адъютант.

* * *

Войдя в блиндаж, генерал подкрутил коптивший фитиль и разложил на столе листки с описанием «ловушки». Потирая уставшие глаза и поскрипывая галошами на валенках, он переходил от одного края стола к другому, нагибался и внимательно всматривался в чертежи.

– Товарищ генерал! Майор изобразительной службы Пуд по вашему приказанию явился! – раздалось у него за спиной.

– Подойди ближе. Как звать тебя? – подняв голову, добрым голосом произнес генерал.

– Афанасий Пуд, – стукнувшись головой о притолоку, бородатый человек в запотевших мгновенно очках шагнул по направлению к свету.

– Афанасий…

Генерал смотрел на его поросшее буйной растительностью лицо, – и как он, часто моргая, протирает очки с толстыми стеклами, потом перевел взгляд на вставшую колом шинель с неровно обрезанным нижним краем и висящими нитками.

– Ну и видуха у тебя, Афанасий…

– Виноват…

– Ладно, ладно, герой. Сверли дырку в кителе. Сейчас докладывать буду. В Москву поедешь! Только объясни ты мне по-простому, как она действует, твоя штуковина? Почему фриц вылез?

– Дело в том, товарищ генерал, – она, как бы это сказать… вызывает наивные мысли…

– За счет чего? Как же она устроена у тебя?

– Ну, там рама такая, холст, на нем грунт, по нему идут краски… масляные…

– Картина, что ли?

– Не совсем, товарищ генерал. Видите ли, это так называемое другое искусство, непрямолинейное, что ли… Некоторые называют «андеграунд», хотя не знаю, почему…

– Унтергрунт? Подполье, что ли?

– Ну да, не знаю, почему… Можно бы и «оверграунд» употребить, то есть «юбергрунт»… Главное, что не от мира сего. Перпендикулярное направление, в этом все дело…

– Почему же про твое направление никто ничего не знал до сих пор?

– А это всегда так бывает, пока армия не вмешается. Вот в математике давно уже комплексная плоскость, действительная и мнимая ось – почему? Потому что это работало на оборону. Но я думаю, теперь и у нас дело пойдет, товарищ генерал.

– Пойдет, пойдет, Афанасий! Теперь, брат… Теперь мы их погоним в хвост и в гриву. Ну-ка, где тут у нас…

Адъютант с готовностью протянул кружку, плеснул в нее спирт.

– Давай, майор… Заслужил…

– Благодарствуйте…

Пуд выпил, громко крякнул, занюхал рукавом шинели.

– Вот только, – сказал генерал, – винтовки у нас неважные… Не может ли эта штуковина делать так, – он разломил пополам сухарь, протянул половину майору, – чтобы они сами себя в плен брали? Или друг друга, понимаешь? Чтобы им такие наивные мысли в голову пришли?

– То есть цепную реакцию породить, – сказал майор, разгрызая сухарь. – А что? Надо подумать…

– Надо, Афанасий… Винтовки у нас, понимаешь, ни к черту… Это ж такое дело… А ну-ка, Ваня, налей нам обоим! Давай, майор, за тебя.

– За Россию, – сказал майор.

– И за Россию.

Собрались мы как-то встретиться с молодыми актерами. Ну, раз такое дело, сели мы перед этим на стулья и стали думать, как нам актеров посрамить и место ихнее им указать, чтоб ушли они от нас и знали, кто они есть на самом деле.

– Принесу я, – говорит Вадим Забабашкин, – банку маринованных помидор, и давай мы им покажем, что они слабаки против маринованного помидора.

– Помидоры помидорами, – отвечали скептики, – однако штука эта скользкая и опасная, и как бы нам самим с ней не осрамиться.

Случился тут Пучков.

– Я, – говорит, – фокус знаю, я их всех своим фокусом сражу.

– Фокус фокусом, – отвечали скептики, – однако ты человек наплевательский и в понедельник на актеров наплюешь.

– Я, – говорит Пучков, – честно слово приду. Я, – говорит, – сто процентов, что приду, и только пятьдесят, что не приду.

– Отвяжись, чума, – сказали скептики.

– Товарищи! – встрял пред. студ. кома Васильев. – Вот у меня есть вино, называется «Медвежья шерсть». Я, – говорит, – этого вина как выпью, так у меня вся отечественная и зарубежная литература из головы вышибаются. Давай, – говорит, – мы этой штукой актеров напоим – то-то они запляшут.

– Давай, – согласились скептики.