На крестины в Палестины - Алексей Лютый

То же самое они могли бы сказать и про безвременно усопшую мышь. Однако, во-первых, их доводы не более чем теория, не подтвержденная никакими фактами. А во-вторых, стоило только ментам вернуться домой, и все последствия, вызванные их пребыванием в прошлом собственного мира, самоликвидировались. Кроме неликвидных, естественно. Те просто списывались с баланса и оставались тихо гнить на задворках истории. Именно поэтому столкновение акробатического дуэта кобыла – Попов со стеной не привело ни к чему, кроме того, что криминалист, придя в себя, смачно выругался, развалив по бревнышку весь дом, а кобыла раз и навсегда усвоила, что лучше делать именно то, что ей Андрюша говорит. Действительно, уж лучше лошади было остановиться и посмотреть, убьет ли ее Попов, чем вот так вот по-глупому поцеловаться со стеной.

– Голос соловьиный, да рыло свиное, – осмотрев повреждения, полученные Андрюшей, прокомментировал Рабинович. – Впрочем, сойдет. Красна изба пирогами, а Попов – кривыми ногами…

– Это у меня ноги кривые? – оторопел криминалист.

Сеня пожал плечами:

– Надо же как-то рифмовать было, – отмазался он и, не обращая внимания на возмущенное шипение Попова, приказал отправляться в путь.

– Господин, да благословит Аллах твою луженую глотку, нижайше прошу тебя, да распухнет мой язык, преподать мне на ближайшем привале первый урок вокального мастерства, – склонился в поклоне Абдулла и, не дожидаясь, пока Андрюша продемонстрирует ему весь арсенал ментовского мата, помчался в авангард процессии.

Дорога в Никею пролегала в основном по засушливой низменности, усеянной растительностью не гуще, чем поповская маковка волосами. Выбравшись из леса, который, как объяснил Абдулла, лежал в пойме реки с труднопроизносимым сельджукским названием, путешественники оказались на необъятных просторах, открытых всем ветрам. Здесь они были как на ладони, видимые на много километров окрест, да и не только они. Через несколько часов после начала пути Абдулла, обладавший отменным зрением, заметил далеко на горизонте дымы костров.

– Не думаю, да простит мне Аллах скудоумие, что это может быть основное воинство крестоносцев. Слишком далеко мы еще от Никеи, – проговорил он. – Скорее всего, это какой-нибудь отряд фуражиров, разыскивающий пропитание по окрестным деревням. Определить численность не берусь, но костров много. Не сочтут ли уважаемые странники мою мысль – обойти их стороной – за умную?

– А на хрена? – удивился Жомов. – Если отряд, значит, выпивка у них есть. Поехали отбирать, а то я уже задолбался воду пить. Тем более, не хлорированную. Как бы понос не прошиб с непривычки.

– И жрать давно пора! – завопил со своей телеги Попов и осекся под тяжелым взглядом Рабиновича. – Я-то помолчу, Сеня, но вот желудок у меня без мозгов и не понимает, как это можно голодным в таком транспорте разъезжать.

– Да нет, Андрюша, у тебя как раз все мозги в желудке. Только им и думаешь, – хмыкнул кинолог, а затем махнул рукой: – Веди нас, Абдулла, пока Сухова не встретил. – И усмехнулся под удивленным взглядом сарацина. – Это я так, о своем, о ментовском. Не обращай внимания…

Отряд пришпорил лошадей каблуками берцов и помчался прямо к дымам. Менты на всякий случай решили приготовиться к бою и заранее отстегнули дубинки, чтобы потом не возиться. Ну а Попов, значительно отстав от остальных, принялся заправлять соломой эскадрилью пикирующих бомбардировщиков в лице всеядного Горыныча. Ахтармерз, обожравшийся насекомых деликатесов, упорно отказывался и крайне раздражался, когда Андрей, зажав одну из голов Горыныча между колен, умудрялся пропихнуть в пасть горсть сухих стеблей. От раздражения трехглавый упрямец увеличивался в размерах, и, чтобы не развалить телегу, криминалисту пришлось прекратить заправку, понадеявшись на то, что затисканного внутрь топлива будет достаточно для бесперебойной работы ахтармерзовских огнеметов.

Ночь в этих местах наступала довольно быстро. Когда Абдулла заметил дымы костров, уже начинало смеркаться. А к тому времени, когда отряд преодолел несколько километров, отделявших их от неопознанного лагеря, над степью почти стемнело. Фигурки у костров были различимы ясно даже издалека, а вот приближавшихся ментов дозорные заметили слишком поздно. Единственное, что они успели сделать, это истошно завопить от ужаса. Впрочем, и менты встрече не обрадовались, поскольку те, кто отдыхал у костров, были не отрядом фуражиров, а совместным сарацино-ландскнехтским воинством, составленным из двух отрядов, поочередно разогнанных друзьями у безымянной деревушки. Солдаты, еще недавно сражавшиеся друг с другом, а затем благополучно избежавшие гибели от рук «колдунов», объединенные общей бедой, спокойно сидели у костров, никому не мешали и жаловались одни другим на то, как жестоко обошлись с ними чужестранцы. А тут… Видимо, правду гласит народная мудрость: вспомни мента, тут же наряд завалится! Не к ночи будь сказано…

– Ну и чего вы к нам пристали?! И кто вы после этого? – при виде милицейского отряда истошно завопил тот самый ландскнехт, который разговаривал с друзьями у деревни. – Видите, мы уже не деремся, общественного порядка не нарушаем, спиртных напитков не распиваем, и вообще, тут частное собрание. Предъявите ордер на что-нибудь или идите в другое место. Степь большая…

– Я сейчас тебе предъявлю, – пообещал ему Жомов, раздумывая, слезть ему с лошади или еще посидеть. – Целый год, блин, ничего, кроме ордера, видеть не сможешь.

– Абдулла, стыдись, – встрял в разговор один из сарацин. – Твой отец, да не отвлечет его Аллах от общения с гуриями, был истинным правоверным и стыдился бы того, что его сын связался с неверными…

– На себя посмотри, шакал, – огрызнулся поповский оруженосец, выхватывая кривой меч. – Ты же в джихаде находишься, а вместе с неверными, да пошлет их Аллах в застенки НКВД, один кусок хлеба жрешь.

– Это кто тут в джихаде? – оторопел недогадливый омоновец. – Сейчас я, блин, в натуре, покажу и джи, и хад, гадом буду!

Однако показать сарацину Ванечка ничего не успел, поскольку подоспел Попов и все испортил. Только доблестный омоновец собрался поучить сарацин уму-разуму, только приготовился всех разогнать к их собственной матери, как с грохотом примчался катафалк с криминалистом, который выпустил в воздух крылатую трехконфорочную плиту. После этого разгонять уже никого не потребовалось.

– Господи боже мой, да что же это за напасть такая? Долго нас эта змеюка перелетная терроризировать будет? – изумились ландскнехты и, бросив имущество, помчались туда, куда глаза глядели. Легковерные сарацины, уже напуганные рассказами неверных о драконах и прочей нечисти, помчались следом, на ходу складывая для потомков мифы о сказочных чудовищах. Птицу Рух, например, в тот вечер и придумали. Вот вам и последствия от вмешательства ментов в историю и культуру!

Из всех путешественников преследовать убегавших намеревался один только Ваня Жомов, но ему и таким способом развлечься не позволили. Сеня, вместе с лошадью, преградили омоновцу путь и категоричным тоном потребовали (требовал, естественно, Рабинович, кобыла лишь согласно кивала головой) послать всех подальше и устроить привал.