Радио Хоспис - Руслан Галеев

Судя по делу, ей было почти двадцать шесть, и шестнадцать лет она провела в детском приюте при какой-то религиозной общине в Третьем Периметре. В день совершеннолетия ей пришлось пройти стандартный тест на пригодность, и она получила средний балл по социальной сфере. Переехала во Второй Периметр и сразу же устроилась в речную компанию «Дубинин и сыновья». Здесь Алиса познакомилась с Бетти Уэльбек, подружилась с ней, а позже была ею удочерена. Три года назад Бетти Уэльбек вышла замуж за Стива Картрайта, а еще через год умерла во время неудачных родов – ей было уже глубоко за сорок, и рожать в таком возрасте значило сознательно идти на риск. К сожалению, ребенок также погиб. Таким образом, Стив Картрайт и его приемная дочь Алиса Картрайт остались одни…

Вся жизнь в нескольких абзацах.

* * *

Черно-белая фотография из архива речной компании «Дубинин и сыновья» скрыла самую главную особенность Алисы Картрайт, которая проявилась в тот же миг, как она показалась в монохромной, сине-белой толпе фрахтовых работников «Черкеса». У дочери покойного была самая рыжая шевелюра из всех, какие Стасу приходилось встречать. Это был не распространенный тускло-рыжий цвет, а яркий и живой, солнечные лучи терялись в этой шевелюре без надежды на избавление. К тому же вопреки моде прическа Алисы Картрайт не была уложена гигантскими локонами вокруг головы, а спадала мягкими волнами на плечи, и набегающий с реки ветер то и дело заставлял их оживать языками пламени и метаться, метаться… Алиса привычными движениями пыталась укротить их, откидывая назад или зачесывая за уши, но те подчинялись лишь на секунды, а потом снова проявляли характер и взлетали костром. Матрос, дежуривший на причале у сходней, которого Стас предупредил заранее, остановил Алису и указал в сторону служебного выхода. Стас снял с головы шляпу и помахал ею, привлекая внимание женщины, поскольку сошедшие на берег работники и экипаж парохода уже заполонили площадку перед служебным выходом. Алиса о чем-то спросила у матроса, тот пожал плечами. Тогда она развернулась и пошла в сторону Стаса, и в походке ее было не меньше вызова, чем в огненном цвете волос. Стасу на миг подумалось, что казенные фотографии изначально созданы для того, чтоб скрывать правду об оригинале. К примеру, о ладной фигуре, с чуть более полноватыми относительно всей фигуры бедрами, которые тем не менее смотрелись весьма изящно, когда Алиса Картрайт решительно вышагивала через причал. Она была высока для женщины, да еще и на немаленьких каблуках, так что, когда Алиса подошла к Стасу, они оказались почти одного роста.

– Это вы детектив? – спросила она, глядя Стасу прямо в глаза, и голос ее был того низкого тембра, какой бывает лишь у женщин.

– Детектив Бекчетов, – кивнул Стас.

– Если вы насчет смерти моего приемного отца, – девушка пожала плечами, и в голосе ее не промелькнул даже намек на горечь, – то я уже ответила по телефону на все вопросы. Точнее, я ответила, что не смогу помочь, поскольку не видела его с тех пор, как умерла Бетти… – А вот теперь горечь проявилась. – Я имею в виду Бетти Уэльбек, мою приемную мать.

– Прежде всего позвольте высказать вам свое сочувствие по поводу утраты, – вспомнив краткие курсы, пройденные перед вступлением в должность детектива, проговорил Стас.

– Надеюсь, эти слова – просто формальность? – вскинула брови Алиса. – Я ведь сказала, что давно не виделась со Стивом Картрайтом. И если честно, не испытываю особенной надобности в чьем-либо сочувствии. Мы никогда не были особенно близки, а в последние дни жизни матери тем более.

– Мы могли бы поговорить где-то еще? – спросил Стас, несколько сбитый с толку ее напором.

– Прямо сейчас нет, – решительно отказала Алиса Картрайт, и на секунду Стас с неудовольствием вспомнил об ордере, лежащем в кармане рядом с казенной фотографией. – Мне нужно сдать документы в бухгалтерию. Но если вы на машине, то через полчаса сможете отвезти меня домой. Угощу вас кофе, заодно и поговорим.

– Я подгоню машину к главному входу вокзала. Белый «Студебеккер», номер девятьсот четыре АМ, – проговорил Стас.

– Постараюсь не задерживаться.

* * *

«Что творится, уважаемые! Метеорологи в один голос бьют тревогу по поводу ожидаемых тепловых ударов, а природа крутит своими прелестями у них перед носом, как болонка перед дворовым кабыздохом! И вот уже дует свежий ветер, я лично видел пару облаков, и того и гляди, пойдет дождь. Ну и правильно, к чертовой матери метеорологов. Уверен, что они в сговоре с «цилиндрами», задумавшими новую налоговую политику. Если кто-то не в курсе или недостает ума понять терминологию, объясню вкратце. С момента вступления вышеупомянутой политики будут отменены все государственные налоги по группам товаров и введена новая система налогов на вид деятельности. При этом муниципальные предприятия будут облагаться сниженным налогом, в то время как налог на, к примеру, торговлю будет представлять не процентную ставку, а стабильную сумму. И не важно, дорогие мои, владеете вы сетью универмагов или всего одним ларьком. Раз в год вам придется перечислять в необъятный карман государства ту самую сумму. С другой стороны, будет также увеличен налог на землю, благодаря чему владелец универмагов замучается оплачивать занятые территории, в то время как владелец ларька как-нибудь да выкрутится. Земля по-прежнему принадлежит государству, а не крестьянам, и с момента вступления в действие новой политики муниципальной объявляется также и та земля, которая была забыта политикой старой. То есть земля жилищного фонда. Домовладельцы обязаны будут платить налог на владения, а значит, ждите повышения цен на квартиры и коммунальные услуги. По официальной версии, представленной всеми официальными же – какое совпадение – средствами массовой информации, дополнительные средства, полученные в ходе действия новой налоговой политики, пойдут на укрепление кордона в Третьем Периметре, увеличение числа бесплатных клиник и общеобразовательных школ, а также на оплату работы бюджетников и на пенсию, соответственно, пенсионерам. У меня дежавю! Почему-то мне кажется, что то же самое я слышал, когда объявляли о старой налоговой политике. Но кто я такой, чтобы не ошибаться! Но, конечно же, я не ошибаюсь, когда думаю, что заложенный на прошлой неделе фундамент под правительственный пансионат в живописной излучине Мессершмит-ривер никакого отношения к новому финансовому потоку в государственный бюджет не имеет. Да, уважаемые, даже я порой не ошибаюсь, и не обращайте внимания на мою кривую усмешку в адрес официоза. Кстати, кто-нибудь пробовал «коктейль Молотова»? Ядреный такой русский напиток времен боевой партии эсеров, Азефа и патологической смертности русских царей? Нет? Ну так узнайте рецепт. Глядишь, и пригодится. А пока я с огромным удовольствием открою эфир тематически оправданной композиции «Czerwono-Czarni» под названием «My Reklamy Ne Lubim». Даже не думайте выключать радио…»

Стас перегнал машину к вокзалу, с удовольствием выкурил сигарету на свежем воздухе – действительно свежем, – купил в ларьке «Синема-Дайджест» и, забравшись в машину, но оставив дверь открытой, неторопливо его пролистал. Кинематограф новинками не баловал. В «Эйзенштейне» и «Рифенштале» крутили «Похитителей тел», в «Большом открытом» – «Мальтийского сокола». Стас попытался вспомнить, когда последний раз был в кино. Работа отнимала много времени, а когда оно все-таки появлялось, мысли сходить в кино как-то не возникало. Иногда пути вели в «Долину» или в какое-нибудь другое питейное заведение. Но чаще всего Стас шел домой. Вообще с тех пор, как у него появилась своя собственная квартира, он стал серьезным домоседом и не испытывал по этому поводу никаких негативных чувств. Всю войну он мечтал о том, что будет жить в собственном доме, спать в собственной квартире, будет разгуливать в трусах по комнатам и выглядывать в собственные окна. И пусть он представлял себе дом иначе, тогда слишком многое виделось иначе. Ценности меняются, и со временем понимаешь, что для спокойствия тебе, в общем, не так уж много надо. Комната, кухня, первая утренняя сигарета… Немного свежего воздуха, возможность планировать на завтра, небо, не перечеркнутое косыми столбами дыма. И да, конечно, все оказалось иначе, совсем не так, как мечталось там, между низким, пропитавшимся гарью небосводом и холодной, порою ледяной землей. Реальность оказалась смешнее и страшнее. В ней люди пользовались общими санитарными помещениями, и в ней склонялись над могилами детей согбенные старцы. Врагом государства номер один был радиодиджей, а оставшееся человечество разделили по каким-то смутным критериям на три явные группы. Что уж говорить о неявных, существовавших и до войны, и во время, и всегда они будут существовать, пока коптит небо людское племя. Но все равно в этом мире, в этой правде можно и нужно было жить, и здесь у него был хоть какой-то выбор. А в том продымленном мире жить было нельзя и не нужно, но у него никто не спрашивал и уж точно не собирался давать выбор. Нет, совсем немного надо человеку. И иногда чем меньше у человека всего, тем ему лучше.