Ключи от Петербурга. От Гумилева до Гребенщикова за тысячу шагов. Путеводитель по петербургской культуре XX в - Илья Стогов

Остановиться в результате Бродский решил на самом верном способе. Вместе со знакомым, бывшим военным летчиком, только что отсидевшим за «хулиганку», он оправился в Самарканд. Там они планировали купить билет на небольшой самолетик местных авиалиний. Когда самолет наберет высоту, Иосиф должен был камнем треснуть летчика по башке, а его подельник – перехватить штурвал. А дальше все просто: прижимаясь к самой земле, недоступные никакому радару, они долетают до Индии, а там – фрукты, йоги, смуглые красотки и никакой тебе серой советской действительности.

Как ни смешно звучит, но сам Бродский, похоже, считал план вполне осуществимым. Подельники даже купили билеты на самолет, и вообще к побегу все было готово. Однако в последний момент Иосиф все-таки струсил, бросил все и сбежал в Ленинград.

Такие истории всерьез пугали его поэтических знакомцев. Бродский казался им опасным, неудобным, сложным в общении. Но при этом он с самого начала был очень яркий. Трое поэтов не хотели брать его в свою компанию – но все равно взяли. Он писал стихи, от которых публика разевала рты. Он говорил так, что его невозможно было не слушать. Рыжий, дерзкий – всего за год – полтора он стал главной звездой андеграундного Ленинграда. Как его, такого, было игнорировать?

Почитать написанное на поэтических вечерах удавалось не часто. Но слава о четырех братьях-поэтах потихоньку ползла по городу. Пришел момент, когда ребятам передали: такого-то числа их готова принять легендарная Ахматова.

К тому времени Анне Андреевне было уже за семьдесят. Тоненькая, подвижная, удивительно гибкая в молодости, она располнела, обзавелась несколькими старческими недугами и редко теперь выходила из дому. Поэтому аудиенция для юных дарований ожидалась недолгой. Одеться поприличнее, прийти в точно назначенный час, лишних вопросов не задавать; прочесть каждый из четырех поэтов может по два стиха, а если будет позволено, то по три.

Почитать самой Ахматовой – для молодых поэтов это все равно что для средневекового католика поцеловать руку папе римскому. Как-то даже не верилось, что такое возможно. Что в их Ленинграде 1950-х все еще живет та самая Ахматова, которой когда-то приписывали роман с Александром Блоком, мужем которой был Николай Гумилев.

В положенный день четверо поэтов оделись поприличнее и поехали к Анне Андреевне читать стихи. Тогда никто из них еще не знал, к каким последствиям приведет это знакомство.

Иностранных туристов и моряков в Ленинграде хватало даже в самые хмурые сталинские годы. Пластинки с американским ритм-энд-блюзом у нас начали продаваться раньше, чем в магазинах Лондона, а уж в джинсах по Невскому 1960-х ходили даже школьники.

Ленинград – город портовый. А там, где есть богатенькие туристы, обязательно появятся и те, кто станет на них зарабатывать. Уже в 1960-х одна из галерей Гостиного двора получила название Галёра. Здесь можно было купить всё: от ментоловых сигарет и порножурналов до больших партий бытовой электроники и валюты, которая ходила в таких объемах, что следователи КГБ просто падали в обморок от удивления.

В первой половине 1960-х на Галёре можно было встретить долговязого, нескладного, восточной внешности паренька. Звали его Сергей Мечик, хотя сегодня он больше известен под литературным псевдонимом Довлатов. Вообще-то молодой человек считался начинающим прозаиком, однако общался он в те годы не столько с писателями и поэтами, сколько с фарцовщиками и валютными спекулянтами. По той простой причине, что подпольные ленинградские литераторы и подпольные ленинградские коммерсанты считались в те годы одной и той же компанией. Они были связаны тысячью ниточек: сидели в одних и тех же ресторанах, слушали одних и тех же джазменов, ухаживали за одними и теми же девушками.

Последний факт молодого Довлатова угнетал особенно.

О своей попытке податься в бизнес позже он написал несколько рассказов. Однако своим на Галёре так и не стал. Жизнь фарцовщика была вечным балансированием: либо сядешь, либо будешь вынужден стучать на собственных дольщиков. Устав от всего этого, Довлатов предпочел уйти в армию. Можно сказать, что в вооруженные силы он не ушел, а сбежал. Потому что жизнь на гражданке становилась для него чем дальше, тем невыносимее.

Сам он позже так описывал свои мотивы:

Неприятности личного характера, о которых упоминает Довлатов, связаны с его первым браком. Довлатов был женат дважды, и его первую жену звали Ася Пекуровская. На истории их отношений стоит остановиться поподробнее.

Профессии художника или поэта в моем городе всегда считались самыми престижными. Но тут важен нюанс. Одно дело – быть художником или поэтом. И совсем другое – публиковаться в государственных издательствах или проводить официальные выставки. В 1960– 1970-х звезды ленинградского андеграунда вовсе не стремились к публичному признанию. Более того: презирали тех, кто такое признание получал.

Один из самых известных художников того времени рисовал на холсте великолепные натюрморты – но каждый раз закрашивал их сверху белой краской. А поверх белой краски рисовал следующий натюрморт, но потом закрашивал и его. Когда получалось слоев семь – десять, он закрашивал самый верхний натюрморт и тут же брался за следующий холст. Другой живописец прославился тем, что рисовал акварелью на занавеске в ванной. Очень удобно: нарисовал, помылся, капли воды смыли твою картину, и все можно начинать заново.