Меньшее зло - Юлий Дубов

Старик покивал и ткнул в сторону Федора Фёдоровича сморщенным пальцем.

— Мне приятно, что вы правильно оцениваете ситуацию. Однако же, сказанное вами не совсем точно отражает положение дел. Определённые решения были приняты вами лично, причём задолго до того, как в этой истории появился я.

— Даже если вы имеете в виду мою жену, я всё равно ничего не могу добавить. Ей и раньше несколько раз звонили из «Инфокара». Последний звонок был более месяца назад, звали обратно. Но как только она сказала, что вышла замуж, извинились и повесили трубку. С тех пор не звонили.

— Кто звонил?

— У них там есть одна милая дама. Заведует секретариатом.

Старик покивал.

— Надо же… Никогда бы не подумал. Вполне умные и аккуратные люди… Я полагаю, вам ясно, что достигнутые договорённости, а главное — принятые стратегические планы, не оставляют им никаких шансов оказывать на вас закулисное влияние. Ваше изначальное согласие сотрудничать позволяет мне сделать вывод, что вы полностью осознаете свою роль в операции, равно как и последствия неудачи. Хочу обратить ваше внимание на то, что продумано все, вплоть до мельчайших деталей, и любое отклонение от плана чревато катастрофой.

На мгновение Старик задумался.

Может быть, стоит пойти чуть дальше и приоткрыть собеседнику хотя бы часть задуманного? Нет — рано. Рано. Непонятно, как отреагирует. Поэтому риск недопустимо велик. Пусть сперва вступит в игру, увязнет. Тогда и будет время для допустимой откровенности.

— Настоящей катастрофой… Появление Восточной Группы неслучайно. То, что сейчас затевает эта сволочь, может отбросить Россию в такое варварство, — произнёс Старик заранее подготовленную фразу, — что эпоха хана Мамая покажется вершиной цивилизации. Влиять на Восточную Группу я не могу. Но среди этого сброда есть один серьёзный человек… Он пока не определился со своей позицией. С ним я, кстати, знаком лично. Если бы я был гуманист или интеллигент, — Старик пренебрежительно скривился, — или если бы вы были что-то вроде этого, я бы сейчас начал рассказывать про судьбы миллионов… Так вот. Не буду. На кону — российская государственность. И я — лично — выбрал вас.

Федор Фёдорович аккуратно поднял правую руку.

— Позвольте вопрос? Перед нашей встречей меня некоторые доброхоты пытались подготовить, так сказать. Говорили, в частности, что вы, в первую очередь, заинтересованы в нейтрализации… Не так… Скажем, в удалении олигархов, взяточников и коррупционеров из высшего руководства. Такая мягкая реставрация андроповской линии…

— В одну и ту же реку, — сказал Старик, и Федору Фёдоровичу привиделась слабая тень насмешки в выцветших глазах собеседника, — дважды войти невозможно. Тит Лукреций Кар, м-да… То, чем вам морочили голову, не может быть целью. Лишь средством. Не всякое лекарство надлежит принимать только потому, что это лекарство. Я бы сказал так. Убирать, причём беспощадно, будем других. Тех, кто станет лезть с советами. Невзирая на прошлое знакомство и боевое братство. А потом… Знаете, что будет потом?

— Догадываюсь. Я останусь один, потому что вы ко мне больше никого не допустите.

— Это правильно. Вероятно, эти решения буду принимать уже не я. Но это неважно. Надеюсь, что придёт время, когда вы сможете оценить плоды победы. Я хочу вам сказать одну вещь. Важную…

— Я вас внимательно слушаю.

— Не сказать… Это неточно. Хочу пожелать. Кстати, об Андропове Юрии Владимировиче… Он был последним, кому я желал подобное. Я тебе желаю, сынок, чтобы ты никогда не усомнился в том, что заплаченное стоит полученного. М-да, — Старик вытащил из нагрудного кармана вязаной профессорской кофты платок и промокнул глаза. С годами у него начала проявляться сентиментальность. — Теперь о делах. Уже подписан и завтра будет обнародован указ о назначении тебя председателем правительства. И это только начало пути. Ты станешь, сынок, руководителем огромной, но разорённой неумелыми, а скорее, вражескими, руками страны, и вместе мы превратим её в первую державу мира. Как когда-то, как раньше… В этом и будет наша великая миссия. Я знаю, что говорю загадками, но сейчас нельзя по-иному. Прекрасно понимаю, что у тебя нет опыта государственного строительства, но он тебе и не нужен. На рутинную работу всегда найдутся старательные и с опытом. Плохо будут работать — выгоним и подберём других. А ты будешь на самой вершине, сынок, терпеливо дожидаться своего часа. В этом и состоит твоя главная работа — быть на вершине. Я скажу, когда наступит твой час. И ждать тебе будет не тяжело, потому что я сделаю тебя самым любимым, самым уважаемым и самым популярным правителем за всё время существования державы Российской. Как это случится — не твоя забота.

— Когда Иисус спасался в пустыне, — задумчиво произнёс Федор Фёдорович, — к нему явился некто и предложил все царства земные…

Похоже было, что Старику понравилось.

— Не просто так, заметьте. Не просто так. Он сказал — получишь, но поклонившись мне. Я же никаких поклонов не требую. Мне этого не нужно.

«Друг другу в глаза поглядели они, и был им неведом страх,

И братскую клятву они принесли на соли и кислых хлебах,

И братскую клятву они принесли, сделав в дёрне широкий надрез,

На клинке и на черенке ножа и на имени Бога Чудес».

Редьярд Киплинг

Роли распределили ещё в Москве. Платону досталось вести переговоры с большими и средними начальниками, а Ларри взял на себя все неформальные контакты с уважаемыми людьми, общественными и религиозными лидерами. Он же отвечал за финансирование кампании, присматривал за Платоном, которому ровным счётом ничего не стоило нарушить достигнутое соглашение и влезть не в своё дело.

В один из первых дней Платон летел на машине на встречу с кем-то из руководства, увидел толпу, велел остановиться. И оказался на казачьем сходе.

Нельзя сказать, что казакам сильно понравился московский гость. Он им совсем не понравился. И закончиться эта история могла бы из рук вон плохо. Но Платон извлёк откуда-то из глубин памяти обрывочные сведения о положении казаков и вообще русских в этом регионе и заявил, что полностью поддерживает раздачу оружия казачьим формированиям, чтобы они могли защищать свои дома и семьи.

Казаки, несколько лет просившие Москву именно об этом и неизменно получавшие недвусмысленные отказы, воодушевились и проводили Платона до «Мерседеса» с криками «Любо! Любо!».

Ларри, узнав о происшествии, рассвирепел, устроил Платону нагоняй. Тот всячески выкручивался.

Потом Ларри махнул рукой:

— Всё равно тебя не переделаешь… Знаешь, я что придумал? Я тебе сам расписание буду составлять. Я тебе такое расписание составлю, чтобы на глупости времени не осталось. Ты у меня по двадцать четыре часа в сутки пахать будешь. Как этот… Микула Селянинович. И ещё. Мне тут сказали. Ты к главе администрации зачем с девкой впёрся? Здесь тебе не Майями. Это Кавказ, тут свои порядки. Если тебе ещё хоть одну в самолёт загрузят, клянусь, что она сюда не долетит. Скажу охране — выкинут прямо в воздухе. Без парашюта.