Корни огня - Владимир Свержин

Слушать причитания и жалобы было невыносимо скучно, и, отключив восприятие, Пипин лишь кивал в моменты, когда голос сестры затихал. Ему было над чем подумать. «Неспроста этот тощий верзила Рейнар упорно тряс у меня перед носом случайно добытым амулетом. Если бы он и в самом деле хотел продать странную штуковину ювелиру, вовсе не обязательно было спрашивать у меня, где того отыскать. В Париже любая собака знает золотых дел мастера Элигия. И венец кесаря, и трон, равного которому нет от Северного моря до Средиземного, — его работа.

Значит, этот нурсиец думает, что мне что-то известно. Но что?! Да, я уже видел подобный амулет на шее прежней Брунгильды. Что с того? У сестры тоже есть такой. И теперь этот, третий… Никто не спорит, камень необычайно красивый. Не удивительно, что украшение носят все, кому выпало его иметь. Однако не дело майордома заниматься какими-то там медальонами, будь они хоть десять раз красивы. Впрочем, я и сам бы не отказался выяснить, что означает эта нелепая чехарда вокруг амулета гарпии. И означает ли что-нибудь вообще…»

— Эй! — Брунгильда схватила брата за плечо и ощутимо тряхнула, выводя из задумчивости. — Ты меня слышишь?

— А? Что? — майордом отвлекся от беспорядочных мыслей.

— Почему ты меня не слушаешь? — возмутилась девушка, поднявшись с кровати и, как ни в чем не бывало, расхаживая по спальне. — Я тебе душу изливаю! Ты — мой брат, единственная родная душа в этом мире! Неужели тебе не интересно?!

«Пустопорожняя гусыня!» — подумал вельможа, едва удержавшись, чтобы не скорчить гримасу отвращения. Вместо этого он растянул губы в приветливой улыбке.

— Прости, задумался. Сама понимаешь, весь христианский мир в опасности. Но я вижу, тебе уже лучше. Воистину, мой лекарь готовит чудодейственные отвары.

— Отвары? — Брунгильда на миг остановилась. — А, нет! Их еще не успели сварить. У меня и так ничего не болит. Но послушай, что я тебе говорю. Я хочу, чтобы сэр Жант стал моим мужем. Ведь это же нам выгодно. Ну, скажи, ведь правда, выгодно?

Пипин уставился на сестру так, будто она лишь секунду назад свалилась с небес.

— Пожалуй, да, — все еще не веря своим ушам, подтвердил он. — Но, моя дорогая сестра, как же твоя подруга, Ойген?

Майордом еле сумел скрыть ликование. Всего несколько минут назад он подыскивал слова, чтобы убедить бестолковую сестру влепить пощечину единственному человеку, которому, похоже, до нее вообще есть дело.

— Я все обдумала, — пылко заверила Брунгильда, подходя вплотную к брату. — Она выйдет замуж за Дагоберта. Что с того, что она старше? Такой красавицы, быть может, в целом свете не найти. А какая умная! Самая подходящая для него пара. Ты должен мне помочь, дорогой брат. А я помогу тебе.

«А она вовсе не так глупа, как казалось, — уже вполне искренне подумал майордом. — Хотя сделать благородную даму Ойген женой Дагоберта — это, пожалуй, слишком. Ни к чему прибавлять ее ум к его холодной решительности».

Дагоберт смотрел на синее небо: кое-где белоснежными овечками по озаренному солнцем лугу верхнего мира бродили кудлатые облака. Глядя на них, не верилось, что они, не успеешь оглянуться, могут превратиться в черную громаду яростных грозовых туч, готовых отстегать бичами молний забывшую страх божий землю.

Он смотрел на небо и тосковал всей душой, что не может, подобно облакам, взирать из небесной сини на плывущие внизу леса и реки. Сердце его рвалось туда, в бескрайнюю ширь, такую близкую к солнцу и такую же холодную, как его разум.

Когда-нибудь он все же взлетит! Когда-нибудь вместе с отцом станет оберегать незримую грань миров в одном из драконьих лабиринтов. Всему свой черед, всему свой отмеренный срок. Он призвал отца. После роковой схватки у пещеры хаммари тот еще залечивал раны, нанесенные смертоносным каменным вихрем — гарпией. Лишь изредка в эти дни поднимался он в небо, все больше отсыпался в глубине своей пещеры. Спал, как все драконы, вполуха, вполглаза, вслушиваясь, не крадется ли где мерзкая тварь хаммари, не дрожит ли камень, подсказывая тому, кто понимает язык гор, что где-то подтачивает корни скал мерзкое порождение древних богов.

Зов сына заставил вечного стража открыть глаза.

— Сегодня приходил человек из тех, кто служит воскресшему богу, — пояснил юный Дагоберт. — Он говорит, что от восхода в наши края идет неодолимое воинство. Оно вооружено мечами, от которых не спасает ни щит, ни доспех. Они беспощадны и свирепы, они не знают поражений. И никому доподлинно не ведомо, кто же они такие и откуда взялись. Быть может, ты знаешь ответы на эти вопросы.

— Абары, — прошептал старейшина драконьего племени, обитающего на альпийских кручах. — Я слышал: давным-давно на плато, что в межгорье Рифейского кряжа, жил такой народ. Они были стойкими воинами и отлично защищали свои охотничьи угодья. Однако в прежние времена абары не помышляли о походах. Дичи в лесах, рыбы в озерах всегда было вдосталь.

— А мы? Мы защищали этот народ?

Отец юного Дагоберта задумался.

— Да. Там был драконий лабиринт. Народ приносил обычную жертву. Все жили в мире и согласии.

— А сейчас?

— Не знаю. Надо узнать у старейшины Рифейских гор.

— Прошу тебя, сделай это, отец! — настаивал кесарь. — Я хочу знать, отчего вдруг сидевшие на горном плато воины бросились завоевывать, по сути, вовсе не нужные им земли. Да и вообще, абары ли это.

Старый дракон молчал. Клан Рифейских гор слыл замкнутым и с неприязнью встречал чужаков, откуда бы те ни пришли. Они мнили себя древнейшими и наиболее высокородными из драконов. И, уж конечно, никому не желали давать отчета в своих деяниях.

— Хорошо, — нехотя согласился древний страж. — Я сделаю то, о чем ты просишь. Но не жди скорого ответа. Путь туда не близок. Однако твой земной отец, бывший Дагоберт II, в своем истинном виде полон сил и энергии. Пожалуй, никто лучше него не справится с этим делом.

— Я буду ждать, сколько надо, — проговорил юный кесарь. — Но дело и впрямь не терпит отлагательства.

Надпись на вывеске гласила: «Элигий, мастер из мастеров, хозяин над всеми». Для тех, кто не знал грамоты — то есть для всего населения Парижа, — непонятные, а потому глубоко почитаемые письмена дополняло изображение руки, держащей золотой венец. Человеку несведущему могло показаться, что именно в этой лавке венчают на царство, и, без сомнения, он бы зашел, чтобы удостовериться, так ли это. Но несведущих, в отличие от неграмотных, среди парижан было крайне мало. Кто же в столице не знал, что именно мастер Элигий поставляет для самого кесаря, вельмож и церковных иерархов замечательной красоты украшения, кубки, церковную утварь, да и много еще чего, включая толковые советы.

— О как! — присвистнул Лис, увидев вывеску. — Этот скромняга мне уже нравится.

Майордом скосил глаза на спутника и толкнул дверь. У самого входа в лавку сидел крепыш, по виду восточного происхождения, с черной курчавой бородой, недобрым взглядом антрацитовых глаз и лысиной, соединяющей лоб с затылком. Распирая безрукавку, двумя плитами бугрилась широкая грудь, на руках при каждом движении перекатывались шары бицепсов.