Моя желанная - Маргарет Каллахэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Выходи замуж за Кордри, и у тебя никогда не будет покоя.
— А если я выйду за тебя, то попаду в ад. Ох, какая же я глупая! Ведь ты этого не предлагаешь, верно? Забавы на пляже в полночь или возня под простыней в память о добрых старых временах…
— А ты бы это сделала?
— Что именно?
— Вышла бы за меня?
— Поскольку вопрос гипотетический, он не требует ответа, — насмешливо бросила Холли.
— Другими словами, нет?
— Если бы ты оказался даже последним мужчиной на земле, Девлин Уинтер, я бы ответила «нет».
— Так уверена, Холли. Всегда во всем уверена, — с упреком произнес Дев.
Он не выглядел слишком огорченным. И не стал ее уговаривать. Холли вскочила и, подойдя к ограде, сосредоточила взгляд на лошадях, рысью бегущих по кругу. Она помахала Джонатану, с ужасом вдруг увидела, что он едва не упал, но тотчас выпрямился и засмеялся. Как он уверен в себе! Словно Дев. Словно Алекс. Типично мужское качество, с горечью решила Холли. Самоуверенность.
— Он похож на твоего отца.
Холли обернулась. Джонатан похож на отца? Впрочем, со стороны виднее, может, Дев и прав.
— Тебе его очень не хватает?
— А ты как думаешь?
— Я не думаю, я знаю. Ты была почти ребенком, когда потеряла его.
— Вряд ли, — холодно возразила она.
— Нет. Ты весьма экстравагантным способом соблазнила меня на пляже.
— Я это сделала?
— Что?
— Соблазнила тебя.
— Кто-то соблазнил, — уступил Дев, улыбнувшись воспоминанию. — Афродита поднялась из волн морских, прекраснейшая женщина, совсем нагая, и я был сражен.
— Ты вроде говорил о ребенке, Дев, — с легким вызовом напомнила Холли.
— О нет, не ребенок. Женщина. С женским разумом, телом, желаниями.
— Но ты ушел. Почему, Дев? — спросила она, ощутив ледяное прикосновение к сердцу. — Ты утверждал, что все дело в моем возрасте.
— Не в твоем возрасте, Холли, а в моем. Я был слишком стар для тебя.
— Не лги, Дев. Хотя бы теперь.
— А что дала бы мне ложь?
— Чем ты озабочен? Одному Богу известно. Не деньгами, это уж точно. По крайней мере на этот раз.
— Как тебя понимать?
— Деньги. Истинная причина, по которой ты сбежал?
— Я же говорил, ты ошибаешься. Что я могу еще сказать, чтобы убедить тебя?
— Единственный человек, который знал правду, мертв. По твоей вине, Дев. Поэтому не говори ничего. Я ничего не хочу слышать.
— Ради всего святого, женщина! — Дев развернул ее лицом к себе. — Ты несправедлива. Что я должен тебе сообщить?
— Ничего. Побереги слова, Дев. Убедительные, правдоподобные, а на самом деле лживые слова. Потому что я знаю. Потому что мы разговаривали с папой в ночь перед его смертью. Он сказал…
— И что же он сказал? — очень тихо спросил Дев, сжимая ее руку и вплотную придвигаясь к ней.
Холли облизнула губы. Для нее перестало существовать все на свете, кроме Дева, чья ненависть изливалась на нее потоком. Любовь и ненависть — чувства-близнецы, расстояние между ними близко к критическому. Она любила его и ненавидела, презирала и хотела его. Даже сейчас хотела. Выхода нет. Ее всегда будет тянуть к нему, до самой смерти. Вопреки прошлому. Но она должна отречься от него, отречься от себя.
Отречься от него? Не выйдет, с какой-то истеричной горячностью подумала Холли, ведь Дев ненавидит ее почти так же сильно, как она его. Любовь и ненависть. Именно теперь ненависть взяла верх.
— Я жду, Холли, — ледяным тоном напомнил Дев. — Терпение мое истощается. Что сказал Грегори? Ну?
— О, я не знаю…
— Лжешь!
Он встряхнул ее и нагнулся к ней так близко, что его запах, его прикосновение снова пробудили желание, сделав Холли совершенно беспомощной. Она закрыла глаза, чтобы не видеть Дева, но желание не прошло, а железная хватка заставила ее открыть глаза.
— Что сказал твой отец, Холли?
Слова отца врезались ей в память, и она произнесла их ровным голосом, одно за другим:
— «Этот бездельник с пляжа. Репортер. Я ошибался. Дело не в деньгах. Вероятно, их просто было недостаточно». Теперь ты удовлетворен?
Дев с отвращением оттолкнул ее и отвернулся к паддоку, глядя в пространство с выражением полной подавленности.
Как ни глупо, но Холли чувствовала, что вот-вот заплачет. Ненависть исчезла. Она любила Дева. Она причинила ему страдание. Он просил сказать правду, и она сказала. Она совершила ошибку. Под влиянием гнева употребила оружие, которое должно было держать его на расстоянии, но больно ранила. Она не имела на это права. Не подумав, Холли дотронулась до его плеча.
— Не трогай! — Дев сбросил ее руку. — Не говори ничего и не трогай меня! Оставь меня в покое. Слышишь, Холли? Оставь меня в покое.
«Оставь меня в покое». Какая ирония! Дев свалился будто снег на голову, превратил ее жизнь в хаос, а теперь хочет, чтобы она оставила его одного. Ничто не доставило бы ей большего удовольствия.
— По-моему, ты не слышала, что я говорил.
Холли прогнала воспоминания и виновато улыбнулась:
— Прости, милый. Я находилась очень далеко.
— Я знаю это место? — мягко спросил Алекс, потянувшись к ее руке.
Как ни странно, нет. Два самых важных в ее жизни человека обитали во время отдыха в домах, отделенных всего четырьмя милями, но ни один из них не знал о существовании другого. Холли покачала головой.
— Просто вспомнила одно маленькое житейское недоразумение, — беззаботно сказала она. — Тебе не о чем беспокоиться.
— Но я беспокоюсь, — серьезно заметил Алекс. — Потому что тебя это огорчает.
— Да.
Холли вздохнула. Чудесный, заботливый Алекс. Ему хочется обернуть ее ватой и держать в безопасности всю оставшуюся жизнь. Не всепоглощающая страсть, которой была бы отмечена жизнь с Девом, а теплые и любовные отношения. Алекс любит ее и никогда не переменится. Ей будет спокойно, не о чем тревожиться и Мерил с Джонатаном.
— …всего несколько друзей, — говорил Алекс. — Я думал об обеде, но…
— Извини, — снова очнулась Холли. — Ты имеешь в виду сегодняшний вечер?
— Поскольку я намерен вернуться в Лондон завтра, то, разумеется, имею в виду сегодняшний вечер. Ты против?
— Против твоего отъезда? Само собой. Ты непременно должен ехать, Алекс? — жалобно спросила она. — Ты ведь только что приехал, мы не виделись несколько недель.
— Разлука усиливает чувства, верно? — Алекс улыбнулся. — Иногда мне кажется, что ты еще не готова связать себя. Ты понимаешь, о чем я говорю, любимая?