Язон четырех морей - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О да! Тогда она была уверена в страстном увлечении и гордости, которую испытывала от жгучих цепей плотской любви, связывавших ее с властелином Европы. При внезапном пробуждении, постигшем ее среди всех этих ужасов, Марианне открылась подлинная суть чувства, привязывавшего ее к Императору. Она любила его с гордостью и страхом, с радостью, приправленной восхитительным ощущением запретного плода и опасности, она любила его со всем пылом юности и жадной плоти, открывшей благодаря ему волшебные чары, рождаемые полным единением двух тел. Но теперь она понимала, что ее любовь была создана восхищением и признательностью. Она попала во власть удивительного обаяния, перед которым никто не мог устоять, и когда он покинул ее, вызвав такие страдания, испытанная тогда ревность была жестокой, жгучей, но в какой-то степени возбуждающей. Она оказалась не такой мучительной и тоскливой, как это безумное содрогание всего ее естества перед навеки соединенными Язоном и Пилар. И теперь, когда она потеряла навсегда счастье, которое судьба так долго пыталась вложить ей в руки, Марианна чувствовала, что она также потеряла всякое желание жить.
Более сильное, чем по ее прибытии на бал, ощущение, что она всего лишь пустая марионетка, вернулось к ней вместе с сознанием не удавшейся из-за собственной ошибки жизни. Из-за гордости, безумия и ослепления она позволила Язону бросить ее, вернуться к другой и связать свою судьбу с этой другой. Эта Пилар будет жить с ним в стране, где растет хлопок, где поют темнокожие, это она будет разделять каждое мгновение его жизни, она будет спать каждую ночь в его объятиях, она принесет ему детей…
Вокруг Марианны парк превратился в форменное поле боя. Солдаты сражались с грабителями, в то время как добровольные санитары уносили тела, среди которых встречались и трупы. Другие, вооружившись ведрами с водой, пытались укротить пожар и спасти здание посольства. Никто не обращал внимания на одинокую женщину, глядевшую в тени кустарника на происходящее.
Гигантский костер, опалявший на расстоянии, гипнотизировал ее. Соседние с ним деревья вспыхнули, и торжествующее пламя жадно пожирало листья, ветви и стволы. Крики и стоны смолкли. Только грозный голос огня наполнял ночь. Марианна слушала его, словно пытаясь найти ответ на терзавший ее вопрос. Из глубины памяти возникла строчка Шекспира: «Огонь горит, гася другой огонь…»
Ее так внезапно обнаруженная любовь к Язону погасила любовь к Императору, оставив только нежность и восхищение, блестящие камни среди горячего пепла. Но эту любовь, которая отныне мучила ее, какой другой огонь сможет потушить ее, прежде чем отчаяние доведет Марианну до грани безумия? Язон далеко! Он вынес молодую жену из этого ада и в эти минуты должен быть рядом с нею, успокаивая ее нежными ласками и словами любви. Он забыл Марианну, и это забвение убьет ее. Откровение пришло слишком поздно и, как молния дерево, уничтожило Марианну. Теперь ей только остается незаметно уйти…
Память услужливо воскресила перед ее глазами образ матери, бросающейся в пламя на поиски ребенка. Она вошла в огонь, как входят в святилище, без малейшей остановки, без колебаний, в слепой уверенности найти там дитя. И узкие врата смерти, ужасающей и жестокой, стали для нее вратами славы, добровольно осознанного мученичества, мира и вечности. Достаточно проявить немного… совсем немного мужества.
С широко раскрытыми глазами Марианна покинула свое убежище из листьев и направилась к пылающему костру. Она не колебалась. Горе сильнее опиума заглушает страх, и его муки более могущественны, чем индийская конопля, которой жрецы пичкают вдов индусок, чтобы они безвольно шли на погребальные костры их мужей. Она хотела сделать так, чтобы никто не пострадал от ее смерти. Несчастный случай, просто несчастный случай!.. И Марианна побежала к пожару. Споткнувшись о камень, она упала и ощутила острую боль, но и она не вырвала ее из своеобразного транса. Молодая женщина поднялась и продолжила путь, вслушиваясь в громовой шум, из которого явственно доносилось ее имя. Это тем более не остановило ее. Кем бы ни было звавшее ее существо, оно только хотело освободить ее от монотонности жизни, от долгого прозябания в стороне от подлинной жизни, которое, неся в себе зародыши смерти, медленно разлагало бы ее в одиночестве… Избранная ею смерть, ужасная, но быстрая, обещала вечный покой без воспоминаний и сожалений.
Жар пламени был таков, что, ощутив у порога его огненное дыхание, Марианна инстинктивно спрятала лицо в руках и попятилась. Она тут же устыдилась этого, пробормотала первые слова молитвы и хотела броситься вперед. Изодранное платье загорелось. Огненный язык лизнул ее тело, причиняя нестерпимую боль, исторгшую из ее груди отчаянный вопль. Но в тот же момент, когда она подалась в огненную бездну, на нее свалилась темная масса, обхватила ее и покатилась с нею по земле. В последнюю секунду кто-то отобрал ее у смерти, приговаривая к жизни…
Ощущая на себе тяжесть тела, она отбивалась, пытаясь освободиться от плотного объятия, и вне себя от ярости впилась зубами в одну из удерживавших ее рук. Незнакомец отпрянул, поднялся на колени и резкими ударами нанес ей две пощечины. На багровом фоне пожара она видела только темную фигуру, на которую в ослеплении хотела броситься, чтобы ответить ударом на удар. Но мужчина схватил ее за запястья и крепко сжал. Тут же прозвучал ледяной голос:
– Ведите себя спокойней, или я добавлю! Черт возьми, вы совсем сошли с ума! Еще мгновение, и от вас одни угольки остались бы! Дура! Окаянная дура! Неужели в вашей безмозглой голове нет ничего, кроме ветра, эгоизма и тупости?
Внезапно ослабев, как спущенная лучником тетива, Марианна слушала извергаемый на нее Язоном поток оскорблений с таким восхищением, словно это была райская музыка. Ее не интересовало, каким чудом он оказался здесь, каким образом он вырвал ее из огня, когда она совсем недавно видела, что он ушел. Единственным, имевшим для нее значение, было его присутствие. Его гнев являлся доказательством интереса к ней, и, чтобы он оставался так, на коленях, Марианна готова была до конца ночи выслушивать оскорбления. Даже боль в зажатых запястьях казалась радостью.
Со вздохом удовлетворения, не обращая внимания на свои раны, она снова легла на траву и от всего сердца улыбнулась темному силуэту своего друга.
– Язон! – прошептала она. – Вы здесь… вы вернулись.
Он резко отпустил ее и замолчал, в каком-то отупении глядя на распростершееся перед ним грациозное тело, едва прикрытое остатками платья, среди которых выступали кровоточащие раны. Отбросил назад слипшиеся волосы, стараясь усмирить смешанный с гневом страх, охвативший его, когда в неистово несущейся к огню женщине он узнал Марианну. И теперь она смотрела на него громадными, блестящими от слез глазами, она смотрела на него улыбаясь, словно мучительные ожоги не терзали ее тело, словно она не чувствовала их… Но и он сам не ощущал ожогов от огня, который он потушил своим телом, охваченный радостью, что пришел вовремя. Никогда еще он не испытывал такой неимоверной усталости. Будто эти последние минуты исчерпали всю его энергию…
Марианна же была в полном восторге. Окружавший их неистовый мир совершенно исчез для нее. Остался только этот человек, без слов смотревший на нее, тяжело дыша, ибо сердце его слишком сильно стучало в груди. Ей захотелось прикоснуться к нему, обрести в его силе слишком долго ожидаемое убежище, и она протянула руки, чтобы привлечь его к себе. Но эта попытка завершилась криком агонии. Острая боль разорвала ее внутренности.