Низкий голос любви - Жоан-Фредерик Эль Гедж

Гордый своей историей, официант ушел. Она выслушала его, не сводя глаз с Артура. Вместо ответа он положил на тарелку Клер несколько устриц.

– Посмотри, они только и ждут, чтобы их взяли приступом.

– Я видела корзины венусов на дне моря – целые армии панцирей в форме рта.

– Есть ли на свете другое создание, оснащенное таким твердым панцирем вокруг такой нежной и гладкой плоти?

– Да, это я.

Он озадаченно замолчал. Она вынула из сумочки нож, раскрыла лезвие, приподняла концом ножа мягкое мясо. Быстрым движением разрезала ножку, наколола на лезвие полупрозрачный кусочек, поднесла его к губам, положила на язык – и во рту ее разлилось море.

– Клер, иногда ты кажешься мне похожей на создание из морских глубин.

– Тебя это пугает?

Мимо них проходит женщина, что-то бормоча. Она поднимается по набережной между морем и дорогой и уходит по направлению к Оконному мысу и скале Канкаль. Артур провожает взглядом женщину, разговаривающую на ходу.

– Интересно, что она такое рассказывает. Она как будто в трауре, но что она оплакивает – не пойму.

– А в моей семье траур поселился издревле. Мой прадед начинал как типографский траурщик.

– Это такая профессия?

– Сейчас ее больше нет. Он работал на машине, которая делала черные поля на извещениях о смерти. А позднее, в 1939 году, он основал мраморную мастерскую, где изготовлялись самые шикарные надгробия в Будапеште.

– В 1939 году? Ну и чутье у него было!

Прошу тебя… Не насмехайся над ремеслами смерти.

– Тебя интересует смерть? – насмешливо переспрашивает он.

Она испепеляет его взглядом.

– Когда я была маленькой, у деда Андерса, на юге, мне нравилось смотреть на похороны. В Париже не бывает длинных пеших похоронных процессий. А там еще пели на латыни, я ничего не понимала и думала, что мертвый тоже не понимает. Мы с покойником были на равных, только я была живая, и это мне ужасно нравилось.

Она взялась за двух последних устриц. Женщина, говорившая с собой, исчезла за дамбой. Клер уронила раковину, звякнувшую о фаянс тарелки.

– Вместо того чтобы интересоваться той женщиной, обрати лучше внимание на меня. – Он вздрогнул. – Что ты знаешь обо мне, Артур?

Глотком вина он смыл соль устриц. Одномоторный самолетик медленно пересек небо над бухтой.

– Почти ничего.

– А что ты от меня хочешь, Артур?

– Почти всё.

Обрадованно, со своей смелой улыбкой, она протягивает ему руку.

– Тебе нравится мое кольцо?

– Очень, – непринужденно отвечает он. – Я всегда ношу его с собой.

Он вынимает из портфеля конверт, из конверта перстень и хочет надеть его на левый указательный палец Клер. Но вместо пальца она протягивает ему нож Он выпускает кольцо, и оно скользит по лезвию. Клер встряхивает нож – золото звенит о сталь. Он нежно берет ее за запястье, наклоняется, чтобы рассмотреть надпись, выгравированную на лезвии: «Мой нож, для Клер». В красноватых сумерках «Кибер-Евы» он не разглядел ее. Она описывает нож тоном антиквара-оценщика:

– Ручка из железного дерева, лезвие из кованой дамасской стали с гравировкой, пружина ручной работы из нержавеющей стали, стопор лезвия с предохранителем, традиционная сборка с мельхиоровыми заклепками. Длина в закрытом виде одиннадцать сантиметров, в открытом девятнадцать. Подарок Андерса. Мой дед обожает холодное оружие, эта страсть перешла ко мне. Предупреждаю тебя – я с ним никогда не расстаюсь.

Желтым платком она закрывает нижнюю часть лица до самых глаз, надевает перстень на палец прямо с лезвия, вытирает гравированную сталь салфеткой, складывает оружие, разглядывает перстень. Опускает платок.

– Здесь ему лучше всего. На правой руке.

– Почему ты забыла кольцо в кабинете?

– Я не забыла. Это семейный перстень, очень древний, очень-очень дорогой. Я тебя испытывала.

Артур расхохотался, закинув голову Самолетик снова пролетел над ними. Он прищурился, чтобы прочитать слова на транспаранте, развевающемся за ним.

– Прекрати глазеть на что попало! Обрати внимание на меня.

Раздув ноздри, она откидывает косу назад, встает, переходит дорогу и дамбу, спускается на песчаный берег. Артур видит, как она опускается на корточки, с ножом в руке, так что видны только ее лоб и линия бровей. Она выпрямляется, идет к нему, сжав кулак, и раскрывает пальцы. С ладони скатывается немного влажного мелкого песка.

– Этот песок стар как мир. Но смотри, – она опрокидывает на ладонь остатки питьевой воды из бутылки. Меж пальцев ее стекают песчанистые струйки. – Вот видишь, все стерлось. И с любовью то же самое. Она прилипает к коже, но всего лишь несколько слезинок – и она растворяется, стекает, прилипает к коже другого.

– Ты боишься этого?

– Боюсь?… Ты платить-то будешь? Поищем ракушки на берегу!

И она удаляется танцующим шагом, на цыпочках, напрягая щиколотки, держа туфли в руке. Он идет за ней, перехватывает ее на берегу. Девочка роется в песке между двух камней.

– Папа, смотри, какая у меня глубокая яма!

А вот и женщина, которая разговаривает на ходу. Каждые три шага она наклоняется, подбирает камушек, ракушку, кусочек водорослей и прячет все это в кошелек Они подходят и слышат, как она бормочет, перебирая свою добычу: «Как упал ты с неба, о блистающий светоч, сын зари?» Выпрямляется, мужским движением поправляет пояс брюк и продолжает свой путь. «Как упал ты с неба, о блистающий светоч, сын зари?»

Когда они пошли прочь от моря, Клер обогнала его, и они увидели высокий дом с квадратными башнями, полускрытыми двумя магнолиями и кедром с голубоватой кроной. Все окна были закрыты – только одна не до конца прикрытая ставня стучала на ветру, и в стекле ее отражалось небо. Ворота распахнуты. Клер идет по дорожке между можжевеловыми живыми изгородями, высокими сводами магнолий, их темные плотные листья ласкают ей плечи, кустики вереска касаются лодыжек Она опускается на колени, двумя пальцами подбирает лежащее на земле птичье крыло.

– Наш первый трофей.

Она заворачивает совокупность белых и черных перьев, костей и плоти и осторожно опускает неподвижное крыло в желтый платок, а затем в сумочку.

– Иди за мной.

Она взбирается вверх по склону, и они попадают в глубину сада. Там домик с полуразрушенным дощатым полом, с двумя зияющими дверными проемами, с просвечивающим насквозь четырехугольником неба. Клер исчезает в домике.

– Иди сюда.

Она берет его за руку, они проходят через домик, и она тащит его дальше, к самой стене. Там на тонких стеблях колышутся хрупкие оранжевые плоды. Она срывает стебель с тремя плодами. Внешняя оболочка, полупрозрачная и пергаментная – не круглая, а сердцевидная, угловатая, разделенная линиями швов.