Владлен Бахнов - Владлен Ефимович Бахнов

хоккей. Если дальше так пойдет, я просто перестану включать видеовизор. Не понимаю, что стало с хоккеем?

— Просто ужас! — согласилась она. — Вы болеете за «Викторию»?

— За этот детский сад? — он даже обиделся. — Я, дорогая моя, вот уже сорок лет признаю только «Голубых Дьяволов»!

— О господи, я тоже! — обрадовалась она.

— А Красавчик? Вы помните, как играл Красавчик? — Он покачал головой. — Нет, таких Дьяволов больше не будет никогда!

— Никогда! — согласилась она. — Я слышала. Красавчик открыл бар?

— Да, все мы стареем! — вздохнул он. — Дети разъехались… Зачем я им? И что ждет меня впереди? Больницы, болезни…

— Ах, зачем так мрачно смотреть на жизнь? — сказала она. — Я уверена, у вас впереди еще много хорошего…

— Ерунда! Все это слова! Что у меня может быть хорошего?

— Да что угодно! Ну, например… — начала она и вдруг умолкла.

Под потолком замигала красная лампочка. И затем вежливый мужской голос механически четко произнес: «К сожалению, ваше время истекло. К сожалению, ваше время истекло. Электрона благодарит вас за приятную беседу».

Старик вышел из разговорного салона и чертыхнулся. Сколько раз он клялся, что никогда больше не придет сюда изливать душу перед дурацкими машинами. Ведь с таким же успехом, и к тому же бесплатно, он мог бы разговаривать у себя дома с пылесосом или холодильником. Но, правда, холодильник ничего, кроме «Да. хозяин» или «Нет. хозяин», не говорил, а Электрона все-таки поддерживала разговор. И голос у нее был почти человеческий и с человеческими интонациями. Старик заметил даже, что в последнее время голос Электроны стал еще теплей. Она умела имитировать сочувствие и помнила постоянных клиентов. Особенно та, с которой разговор стоил пятнадцать монет… И все равно даже самая дорогая Электрона в салоне была всего лишь машиной. Хотя, конечно, во время разговора это как-то забывалось. Да и с кем еще поговорить? Кто еще стал бы тратить на пустую болтовню время?

И почему еще с утра он почувствовал, что это проклятое одиночество становится невыносимым? Смешно вспомнить, он даже подумал, а не заговорить ли с соседом, когда тот старательно подстригал свой газон. Двадцать лет они жили рядом, их небольшие стандартные домики отделяла только невысокая живая изгородь. Двадцать лет они вежливо раскланивались, но, разумеется, никогда не разговаривали друг с другом. И старик понял, что заговорить первым не решится. Кстати, сосед тоже немолод и, кажется, живет один… Почему же он не чувствует одиночества? Может, ему помогает Соломка? Да, вероятно Соломка. Конечно, Соломка! «И черт с ним, — подумал старик. — что я дал слово никогда больше не употреблять это пойло. Кому оно нужно — мое слово? Я должен сейчас же поговорить с кем-нибудь! И раз мне может помочь только Соломка, пусть будет так!»

…Зал был разделен на крохотные кабинки. Если смотреть сверху, он напоминал пчелиные соты. В каждой кабинке находился столик и один стул. Именно один! В этом заключалась вся прелесть Соломки!

— «Черную корову», — сказал старик официанту и уже вдогонку крикнул: — Двойную!

Он торопливо проглотил горьковатую жидкость и блаженно зажмурился.

— Вы разрешите? — раздался тихий приятный голос. Он открыл глаза. Перед ним стоял вежливый пожилой человек.

— Я вам не помешаю?

— Что вы, что вы! Ради бога. Официант, стул.

— Благодарю. А то, знаете ли, все занято… — сказал незнакомец, присаживаясь.

— Вы меня нисколько не стесняете. Напротив. Мне весь день хотелось с кем-нибудь поговорить.

— К вашим услугам, — старомодно ответил незнакомец. — Если я вам могу помочь…

— Нет, нет, я не о делах хочу поговорить, а просто так, поболтать обо всем понемногу…

— Я обожаю болтать обо всем понемногу. Это моя слабость… Кстати, вам не кажется, что последнее время с погодой творится что-то неладное?

— Да, да, все дожди, дожди! — подхватил старик.

И они стали говорить о погоде, о хоккее — причем выяснилось, что они оба болеют за «Голубых Дьяволов», — о Красавчике, о старости, о взрослых детях и одиночестве…

— Я не знаю, зачем я живу, — признался старик. — Что ждет меня? Болезни, больницы?..

— Вы, друг мой. слишком мрачно настроены. — мягко возразил собеседник. — Поверьте мне. у вас впереди очень много хорошего!

— Ах, это все только громкие слова! — махнул рукой старик. Ему очень хотелось, чтобы его утешили и сказали, мол, все не так страшно. — Что лично у меня может случиться хорошего? Ну, например?

— Ах, друг мой, я ведь старше вас, и могу заверить, что… — с уверенностью произнес незнакомец и тут же начал быстро таять и расплываться, становясь бесформенным и прозрачным…

Да, Соломка была волшебным напитком! Стоило осушить хотя бы рюмку этого зелья, и воображение тотчас усаживало рядом собеседника, так необходимого каждому выпившему человеку. Собеседник мог быть веселым или грустным, добродушным или сварливым, сочувствующим или, наоборот, требующим сочувствия к себе. Все зависело от той марки напитка, которую вы для себя выбрали.

И, конечно, заказывая «Черную корову», старик знал, что появится приятный пожилой собеседник. Знал, что разговор, к сожалению, будет недолгим. Разумеется, можно было выпить еще, и все началось бы сначала. Но старику внезапно захотелось поразвлечься, и он заказал «Трепача Джона».

Новый собеседник отличался прокуренным раскатистым басом и таким красным носом, что алый отблеск от него падал на стены и все предметы вокруг тоже начинали казаться розовато-красными… Едва появившись, Джон, заливаясь хриплым смехом, с ходу стал рассказывать анекдоты. Он до того рассмешил старика, что тот сразу же, не дожидаясь исчезновения весельчака, поспешил заказать вторую порцию «Трепача» и проглотил ее, не смакуя. Но странное дело: рядом с хохочущим толстяком вдруг появился тощий благообразный человек в пасторском облачении.

— Слушаю вас, сын мой, — сказал пастор. — Что смущает вас? Что мучает совесть вашу?

— Черт подери! Официант! — закричал старик. — Что за отраву ты мне подсунул? Разве я заказывал этого попа?!

— О, тысяча извинений, — растерянно забормотал официант. — Вероятно, я спутал и вместо «Трепача» принес «Белую ромашку». Тысяча извинений. Вот ваш «Трепач».

Старик отхлебнул из бокала. Однако действие «Трепача» смешивалось с «Ромашкой». В результате за столом сидели и пастор, и Джон. Разговор не клеился, и красноносый весельчак, явно скучая, ждал, когда он сможет исчезнуть из этой нудной компании.

А затем было все: и «Розовый гвоздь», и «Лунная соната», и даже «Голубой верблюд»… Из-за несходства темпераментов воображаемые собеседники затеяли громкую свару, совершенно не обращая внимания на старика. И он знал, что теперь от их крика у него будет завтра весь день трещать голова.

Потом он оказался на улице. Вечерняя толпа подхватила его. понесла, и он очутился в каком-то парке. В небе медленно плыли фиолетовые