Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию - Мишель Эке́м де Монтень

Мы поняли, что покинули страну Швейцарию, потому что еще до прибытия в город видели много дворянских усадеб[145], поскольку в Швейцарии их совсем не встретишь. Но что касается просто частных домов, то они имеются и в городах, и в полях вдоль дороги, по которой мы ехали, и несравнимо более красивые, чем во Франции, им недостает только аспидного сланца[146], а главное – гостиниц и обслуживания получше, поскольку то, чего им не хватает к нашим услугам, отсутствует у них отнюдь не из-за бедности, впрочем, их достаток хорошо известен; и если каждый тут не пьет из объемистых серебряных кубков, по большей части вызолоченных и тонко сработанных, то не потому, что у них не хватает серебряной посуды, а всего лишь по привычке. Это очень плодородная страна, особенно в том, что касается вин.

Чтобы вернуться в Констанц, мы поселились в «Орле», плохо, да еще и получили от хозяина обхождение вполне в духе немецкой вольности и варварской гордыни из-за стычки одного из наших людей с нашим же базельским проводником. А поскольку дело дошло до судей, к которым он пошел жаловаться, то местный прево, итальянский дворянин, который там прижился, завел себе жену и давно стал полноправным членом городской коммуны, так ответил г-ну де Монтеню на вопрос: поверят ли свидетельству домашних слуг сказанного сеньора в нашу пользу, он ответил, что да, при условии, если их уволят; но сразу же после этого их можно будет снова взять на службу. Замечательное хитроумие.

На следующий день, в воскресенье, из-за вчерашнего безобразия мы до обеда сменили гостиницу и остановились в «Вертеле», где нам было весьма хорошо. Сын капитана города, в детстве ходивший в пажах у г-на де Мерю[147], постоянно был с господами за их трапезами и в других местах, хотя и не знал ни слова по-французски. Подача блюд на столы часто менялась. После убирания скатерти им часто подавали другие кушанья, новые, к стаканам вина: во-первых, canaules, как их называют гасконцы[148], затем пряники и наконец – нежный белый хлеб, нарезанный ломтиками, но не до конца, а в разрезах много пряностей с солью, которой присыпана также сверху хлебная корочка.

В этом краю необычайно много лепрозориев, и дороги полны прокаженными. В деревнях на завтрак работникам подают довольно плоские лепешки с укропом, а сверху кусочки мелко нарезанного сала и зубчики чеснока[149]. Среди немцев, когда хотят оказать честь человеку, всегда выбирают его левую сторону, в каком бы положении он ни находился, и почитают за обиду поместиться с правой стороны от него, говоря, что, желая уважить кого-либо, надо оставить ему правую сторону свободной, чтобы он мог схватиться за оружие. В воскресенье после обеда мы уехали из Констанца, а переправившись через озеро в одном лье от города, приехали на ночлег в

МАРКДОРФ, два лье, маленький католический городок под властью кельнского епископа, и поселились на почтовой станции, устроенной для проезда императора из Италии в Германию[150]. Там, как и во многих других местах, заполняют тюфяки листьями некоего дерева, которые служат лучше, чем солома, и сохраняются дольше. Город окружен обширной областью виноградников, и местные вина считаются очень хорошими.

В понедельник, 10 октября, после завтрака мы уехали оттуда, потому что хорошая погода побудила г-на де Монтеня изменить планы насчет поездки в Равенсбург и отклониться на один день, чтобы съездить в Линдау. Г-н де Монтень никогда не завтракает, но ему приносят кусок сухого хлеба, который он ест по дороге, иногда с виноградом, если найдет; а в этом краю еще убирали урожай, поскольку страна полна виноградниками, в том числе и вокруг Линдау. Они поднимают свои лозы над землей на шпалеры, и поэтому здесь так много прекрасных, обрамленных зеленью дорог, которые очень красивы[151]. Мы проехали город, который называется Зонхем, имперский и католический, на берегу Констанцского озера[152]; в каковой город все товары из Ульма, Нюрнберга и прочих мест доставляются на телегах, а дальше рейнским водным путем, по озеру. В три часа пополудни мыдобрались до

ЛИНДАУ, три лье, маленький городок, расположенный в сотне шагов от берега озера, эти сто шагов проезжают по каменному мосту: это единственный вход, поскольку весь остальной город окружен озером. Он, пожалуй, в одно лье шириной, а за озером начинаются Граубюнденские горы. И в этом озере, и во всех окрестных реках зимой уровень воды низкий, но летом они вздуваются из-за тающих снегов. Все женщины в этом краю носят на голове меховые шляпки или шапочки без полей, вроде наших скуфеек; сверху они покрыты каким-нибудь благородным мехом, «серым», например, а внутри ягнячьим, и стоит такая шапочка всего три тестона[153]. Прорезь, которая в наших шапочках спереди, у них сзади, и через нее видны их скрученные волосы[154]. Они также охотно обуваются в ботиночки, красные или белые, которые выглядят на них весьма недурно.

Здесь исповедуют две религии. Мы осмотрели католическую церковь, построенную в 866 году, где все осталось в целости и сохранности, и видели также церковь, которой пользуются пасторы. Все имперские города вольны иметь два вероисповедания, католическое и лютеранское, согласно воле жителей. Они более-менее привержены тому, которое выбрали. Как г-ну де Монтеню сказал священник, в Линдау имеется всего два-три католика. Священникам тут не позволяют свободно получать свой доход и совершать богослужение, как это делают местные монахини[155]. Сказанный сьер де Монтень говорил также с пастором, от которого не так уж много узнал, кроме как об обычной ненависти к Цвингли и Кальвину. Утверждают, что на самом деле мало найдется городов, в верованиях которых не было бы какой-нибудь особенности, и под влиянием Мартина [Лютера], который признается ими вождем, они устраивают много диспутов об истолковании смысла его писаний[156].