Антрополог на Марсе - Оливер Сакс

Грег говорил в настоящем или почти в настоящем времени, имея в виду, что события, о которых он мне рассказывал, произошли в недалеком прошлом, самое большое — год назад. Но хотя с медицинской точки зрения все, что он говорил, представлялось анахроничным, патологическим, в то же время его слова воспринимались естественно, ибо казалось, что мы и впрямь очутились в прошлом.

В концертном зале мы с Грегом расположились у самой сцены. Зрители шумели, гудели в ожидании представления. «Мне кажется, что рядом чудовищное животное, — прокомментировал Грег. — А что за запах — дурманит!»[71]

Когда концерт начался, шум в зале усилился: зрители подпевали певцам. Не отставал и Грег: он громко хлопал в ладоши и подпевал не хуже других. После исполнения каждой песни он кричал: «Браво! Браво!» В одном из перерывов между номерами Грег, повернувшись ко мне, сказал: «Посмотрите на помост в глубине сцены. Там Джерри Гарсия с афро».[72]Я машинально взглянул на сцену. Там действительно стоял Джерри Гарсия, но только поседевший, с длинными до плеч волосами. «На сцене и Пигпен! — воскликнул Грег. — Вы видите Пигпена?» — «Нет, — смешавшись, ответил я. — На сцене нет Пигпена… Он больше не выступает». «Не выступает? — удивленно произнес Грег. — Ушел из группы?» «Нет, Грег. Он умер». «Это ужасно», — ответил Грег, тяжко вздохнув. Однако прошла минута-другая, и Грег снова спросил: «Вы видите Пигпена?» Разговор повторился, повторилась и реакция Грега.

В первой половине концерта «Грейтфул Дэд» исполняли песни шестидесятых годов, спели они и любимую песню Грега «Tobacco Road». Грег был на верху блаженства. Его необыкновенное оживление было поистине удивительным. От его обычной апатии, вялости не осталось и следа. Он выглядел совершенно здоровым человеком. И все же, наблюдая за Грегом, я рассудил, что он неумеренно возбудился (ведь на подобных концертах он не был более двадцати лет), и потому не лучше ли в перерыве покинуть концертный зал и отправиться в госпиталь. Однако Грег бурно завозражал: «Нет, нет. Я хочу остаться. Давайте останемся до конца». И так проникновенно, так настойчиво звучал его голос, что я, естественно, согласился. Мы остались, а в перерыве я прикатил Грега за кулисы, где к нему подошел Микки Харт. Поговорив со своим кумиром, Грег пришел в еще большее возбуждение и буквально сиял от счастья.

Во втором отделении концерта ансамбль стал исполнять песни семидесятых годов — песни, которые Грег раньше не слышал. Однако они по стилю и лирике напоминали песни шестидесятых, и, наблюдая за Грегом, я видел, что и они производят на него сильное впечатление. Он хлопал в ладоши и улыбался и только, не зная слов, не имел возможности подпевать. Концерт завершали песни в современной инструментовке, радикально отличные по стилю и исполнению от песен шестидесятых годов, — такие, как «Picasso Moon». «Что-то новенькое, — отозвался Грег. — Ничего подобного раньше не слышал». Он принял недоуменный вид, словно столкнулся с необычным животным или «увидел» диковинное растение. «Звучит футуристически, — продолжил Грег. — Видно, это музыка будущего». Новые песни, которые он услышал в конце концерта, были выше его понимания. Его можно было понять: ничего подобного он раньше не слышал. Вероятно, в такого рода недоумение ввергла бы слушателей и музыка позднего Бетховена, если бы она прозвучала в концертном зале в 1800 году.

«Я получил огромное удовольствие, — сказал Грег, когда мы сели в автомобиль. — Надолго сохраню память об этом концерте». Перед поездкой в концертный зал я захватил с собой компакт-диск с песнями «Грейтфул Дэд» и на обратном пути в госпиталь дал Грегу прослушать запись, ибо, несмотря на его уверение, нисколько не сомневался в том, что если не продолжить «концерт», выступление «Грейтфул Дэд» у него быстро выветрится из памяти. Грег внимательно слушал песни, подпевал исполнителям, и когда мы вернулись в госпиталь, сохранял прекрасное настроение.

Когда я пришел в госпиталь на следующий день, то застал Грега в столовой. Он сидел один с хмурым видом. Я спросил у него, нравится ли ему «Грейтфул Дэд». «Прекрасная группа, — ответил он. — Я был на ее выступлениях в „Филлмор Ист“ и в Центральном парке». «Ты уже говорил мне об этом, — напомнил я. — Но разве ты не был на выступлении этой группы в „Медисон-Сквер-Гарден“»?

Последовал обескураживающий ответ: «В этом концертном зале я не был ни разу в жизни».[73]

Синдромом Туретта страдают люди всех рас и национальностей, всех слоев общества. Впервые разнообразные патологические состояния, сопровождающиеся хаотичным жестикулированием, некоординированными подергиваниями мышц, гримасами, странными выкриками, описал Аретей[74]из Каппадокии еще две тысячи лет назад. Но только в 1855 году молодой французский невролог Жорж Жиль де ля Туретт, ученик Шарко[75]и друг Фрейда, более подробно описал симптомы и развитие этой болезни, опубликовав работу, основанную на собственных наблюдениях.

Кроме известных симптомов Туретт отметил непроизвольное повторение слова или предложения, только что произнесенного другим человеком (эхолалию и эхофразию), непроизвольное подражание движениям, совершаемым другим лицом (эхопраксию), импульсивное произнесение вульгарных или нецензурных слов (корполалию). Шарко предложил назвать это заболевание именем своего ученика — синдромом Туретта.

У людей, страдающих синдромом Туретта, могут проявляться и другие симптомы болезни: одни больные страдают навязчивыми мыслями и страхами (расцениваемыми как глупые, но от которых трудно избавиться), вторые склонны к фантазиям, третьи необоснованно агрессивны, другие обнюхивают чуть ли не каждый предмет или патологически чистоплотны. Каждый пациент, страдающий синдромом Туретта, по-своему индивидуален.