Прайм-тайм - Хенк Филиппи Райан

О, превосходно, мистер исполнительный директор, теперь мы с вами лучшие друзья. Вы прощупываете меня, пытаясь выведать, как много мне известно. А это значит, мне как раз есть что узнать. Только вот я не знаю, что именно. Пока что.

— О господи, нет, мне об этом ничего не известно. — Где Уолт, черт его дери? Я больше не в силах охмурять этого типа. — Итак, посмотрим… — Притворяюсь, что листаю блокнот.

— Снимаю, — слышу позади себя. Уолт вернулся. Спасена.

— Итак, мистер Расмуссен, мы снова записываем. — Делаю ему знак, что мы приступаем. — Позвольте спросить вас об иске, выдвинутом против «Азтратеха»…

Взгляд Расмуссена вмиг леденеет. Мой вопрос ему точно не нравится. А это значит, что вопрос хорош.

— Мисс Макнэлли, я понятия не имею, о чем вы говорите.

— О процессе, в котором доносчик обвиняет…

— Если бы и существовал какой-то иск, — обрывает он меня, — то я бы не стал обсуждать это с вами. Я не говорю, что он существует. Но если бы он был, то я бы не стал об этом распространяться. А если бы у вашего коллеги хватило порядочности назвать мне истинную цель этого интервью, то я бы ни за что на него не согласился.

Расмуссен качает головой в знак бесконечного презрения.

— Телевидение, — насмешливо произносит он, глядя на меня.

Ничего, переживу.

— Тогда позвольте кое-что вам показать, мистер Расмуссен. — Достаю копию иска и кладу листок перед ним. — В этой жалобе на вашу компанию доносчик утверждает, что у него имеются счета, подтверждающие…

Расмуссен встает, шнурок от микрофона оттягивает его блейзер. Я в восторге. Если он сорвет микрофон и пулей выбежит отсюда, получится шикарный сюжет.

Ну же, Уэс.

Но увы.

— Давайте выключим камеру, если вы не против? — просит он, снова усаживаясь в кресло.

Ну вот опять. Очевидно, на меня навели какую-то особую журналистскую порчу.

Оборачиваюсь к Уолту и провожу пальцем поперек шеи.

— Вырубай, — беззвучно артикулирую я.

— Отлично. — Расмуссену удается справиться с волнением, и он откидывается на спинку кресла. — А теперь, мисс Макнэлли, я скажу вам то, что никак не должно проникнуть на экраны. Но поверьте, это для вашего же блага.

Он сцепляет руки в замок, что, по-видимому, должно являть собой демонстрацию власти.

— Эти так называемые доносчики, — произносит он, — не кто иные, как простые аферисты. Ну что они там могут донести? Разве только чушь. — Он улыбается, видимо довольный каламбуром собственного изобретения. — Разрешите мне дать вам один совет, мисс Макнэлли, — заговорщицким тоном продолжает Расмуссен. — Я восхищаюсь вашим мастерством, и мне вовсе не хочется, чтобы вы зря тратили время, сбившись на какую-то дурацкую тяжбу. Кто угодно может заплатить юристу, чтобы тот передал в суд кучу непонятных бумаг, и если какой-нибудь счетовод заявляет, что мы имеем хотя бы отдаленное отношение к незаконному ценообразованию, то он совершает ошибку, слышите вы меня? Непростительную ошибку.

Расмуссен отцепляет микрофон от блейзера и кладет его на стол. Умный парень. Знает, что камера Уолта все еще выключена. Встав из-за стола, на этот раз уже насовсем, исполнительный директор заявляет:

— На этом все, мисс Макнэлли.

К тому времени как я возвращаюсь на «Третий канал», весь персонал, работающий в дневную смену, уже давно дома — и только верный Франклин ждет меня возле видеомонитора, у дверей нашего кабинета. Еще по дороге на станцию я посвятила его в детали интервью, поделившись подозрениями на счет коварного мистера Расмуссена. Так что сразу я вставляю кассету и нажимаю на перемотку.

Пленка наматывается на катушку, и цифры в обратном порядке проносятся на панели счетчика. Достигнув отметки ноль-ноль-ноль, счетчик замирает, и я нажимаю на воспроизведение.

— Постой-ка. — Прищурившись слежу за картинкой, неожиданно возникшей на экране. — Я не знала, что Уолт это снимал. Должно быть, я тогда вешала пальто.

Объектив камеры охватывает весь кабинет Расмуссена: стеклянную дверь, монолитную столешницу, гладкие панельные стены. Виднеется и резкий голубой свет, направленный на застекленную витрину с парусной лодкой. Когда лодка оказывается в центре изображения, камера замирает.

— Ни хрена себе. Сукин сын.

Мы с Франклином переглядываемся. В комнате на пленке никого нет. Мы оба молчали. Тут до нас одновременно доходит, и мы покатываемся со смеху.

— Это Уолт, — выдавливаю я, хихикая. — Забыл, что камера записывает звук.

— Вот сукин сын, — снова доносится до нас. Конечно, Уолт ведь за камерой, вот мы его и не видим. Слышно, как расстегивается молния, затем что-то грохочет, и молния снова застегивается. — Ну, — раздается голос, — придется ей болтать побыстрей. Я-то уж точно не потащусь вниз за второй батарейкой.

— Поверить не могу, — стону я. — Он знал, он все это время знал, что у него с собой нет запасной батарейки.

Картинка продолжается, но я нажимаю на паузу.

— Посмотри сюда, — говорю я. — Здесь сложно разглядеть, но в стене спрятан гардероб. Расмуссен нажал на кнопку в столе, и он открылся.

— Ловко. — Франклин снимает очки, чтобы повнимательнее рассмотреть стенку, затем снова нажимает на воспроизведение.

Камера обводит оставшуюся часть кабинета и возвращается к паруснику.

Изображение ужасно размытое.

— Даже на этом уродском видео, — говорит Франклин, — можно разглядеть, что лодка потрясная. И дорогущая. Знаешь, я как-то видел несколько статей на эту тему — про то, что теперь восходящие руководители компаний покупают себе навороченные лодки. Очевидно, гонки на парусных яхтах заменили поло.

— Думаешь, она принадлежит Расмуссену? — спрашиваю я, начиная кое о чем догадываться. — Если да, то откуда у него столько денег? Слушай, а вдруг он и есть доносчик?

— Вот будет крутой поворот событий, — соглашается Франклин. — И крутой сюжет.

— Так, смотри, — продолжаю я. — Нам ведь будет совсем нетрудно проследить послужной список этой красотки, так? А там кто знает? Название лодки можно рассмотреть?

Франклин утыкается носом в экран, затем отстраняется.

— Вообще слишком нечетко. Но ты права: если нам удастся отыскать владельца, это будет настоящая золотая жила.

— Эй, вы! — Вслед за звуком открывшейся двери в отдел тематических исследований у меня за спиной раздается мужской голос.

Неуклюжей походкой к нам приближается Тэдди Шихан, в кепке «Ред сокс»[27], перевернутой козырьком назад, и в неизменных военных штанах, облитых кофе. Он продюсер утреннего выпуска, но, по убеждению Франклина, домой не уходит никогда. Наверное, настолько влюблен в телевидение, что и правда с удовольствием поселился бы на станции. Каждый раз, приезжая в офис, застаю его здесь.