Сон над бездной - Татьяна Степанова

Было только одно неудобство – часть каменной ограды смотровой площадки, размытая дождями, подточенная непогодой и ветрами, обвалилась. Как позже узнал Мещерский, по странному стечению обстоятельств это произошло после сильнейшего ливня буквально накануне приезда в замок гостей Андрея Богдановича Лесюка. В каменной кладке образовалась солидная полутораметровая брешь. Опасное место было обозначено яркой пластиковой лентой украинских национальных сине-желтых цветов. Брешь загородили еще и хрупким, наскоро сколоченным заборчиком. Туристов-экскурсантов на западную стену замка и в сад-цветник не допускали (в музее имелись еще две специально оборудованные смотровые площадки), поэтому пока все ремонтные работы здесь были отложены на потом.

Вернувшись к входу в музей, Мещерский прочел трогательную аннотацию по-английски (по-украински он читать не мог, а русского текста не было) о том, что «Нивецкая крепость – наиболее оригинальное фортификационное сооружение Центральной Европы XIII—XVII веков, сочетающее монументальность стиля с красотой и утонченностью архитектуры». Возле входа в «дом варты» он увидел Кравченко, беседовавшего с охранником. Охранник был хлопец медлительного и меланхоличного вида.

– Значит, с Москвы ты сам-то, – гудел он, щурясь на Кравченко. – Ну и що ж нового у вас у Москве?

– Да ничего, все как было вроде, – в тон ему отвечал Кравченко.

– А що ж на Украину не iдешь, прiзвище-то, фамилия-то у тебя вон наша.

– Так я ж уже на Украине, Тарас.

– Тю, то не в счет. Ты давай навовсе переезжай. Скоро у нас тут знаешь як будэ?

– Как в Польше?

– Як у нiмцев – порядок, – Тарас мечтательно вздохнул. – Киев вот только все воду мутит и эти, як их, регионы. А то мы бы тут давно свой порядок зробили, полноправными членами бы стали.

– Чего полноправными?

– Евросоюза.

– На Украине говорят, – Кравченко хмыкнул, – коня куют, а жаба лапу подставляет.

– Это у вас, москалей, так говорят. Омоскалился ты, друже, – Тарас снова вздохнул беззлобно. – Ниче, ниче, поживешь тут, попривыкнешь. Этот твой-то – шишка он, по телевизору его видел, у нас тут чешские программы хорошо принимаются.

– Шишка он, да только не моя. Мы с корешем скоро уедем. – Кравченко увидел Мещерского. – Тарас, а что утром тут у вас на дороге было? Мы мимо ехали, я не понял, авария?

На румяное лицо Тараса легла тень. Он нахмурился, махнул рукой.

– О чем ты его спрашивал? – поинтересовался Мещерский, когда, оставив охранника, они мимо «дома варты» направились к Верхнему замку.

– Так, утром вроде показалось что-то. Смотри, а вон и мальки, – Кравченко показал на сидевших на скамейке под липой Илью и дочь Шерлинга Машу. – А крупной рыбы не видно.

Маша что-то тихо говорила мальчику. На лице ее было написано сочувствие. Она словно утешала его, уговаривала. Протянула руку, хотела, видимо, потрепать как младшего брата по затылку, но он внезапно резко отвернул голову и клюквенно покраснел. По сравнению с ее тоненькой фигуркой он казался особенно неповоротливым, толстым, почти квадратным.

– Похудеть пацану надо срочно, – резюмировал Кравченко. – А то годика через два трудно ему придется.

– С такими деньгами, как у его отца и какие потом ему достанутся, трудно ему не будет, Вадик.

Внезапно Илья резко поднялся со скамейки. Кравченко и Мещерский, увидев, куда направлен его взгляд, тоже застыли от неожиданности.

Дубовая дверь, ведущая в холл и на парадную лестницу замка, открылась, и на пороге возник Петр Петрович Шагарин. Одной рукой он держался за косяк, другую поднес к глазам – дневной свет слепил его. На нем все еще была больничная пижама, та, в которой он и проделал весь путь в самолете из Праги. Сверху был наброшен халат в черно-желтую полоску. В этом халате он был похож на огромного шмеля.

– Явление шестнадцатое, – тихо свистнул Кравченко. – Не только ожил, но и уже самостоятельно бродит. Ну, силен мужик!

Шагарин пошатнулся. Кравченко бросился к нему. Мещерский хотел было последовать за другом, но… не смог. Краем глаза он увидел, что и Илья тоже не двинулся с места, не сделал и шага, чтобы помочь отцу.

– Выйти вот… решил, – Шагарин говорил с паузами. – Спасибо. Вы кто?

– Вадим Кравченко. Меня Чугунов к вам прислал. Вам Елена Андреевна про нас с напарником говорила. – Кравченко крепко держал Шагарина.

– Да, она говорила… А это какая птица? – Шагарин вдруг вытянул руку, указывая куда-то в кусты.

– Я не знаю, Петр Петрович.

– Я лежал… окно открыто… птица поет… лето. – Шагарин обвел глазами залитый солнцем двор замка (полуденное солнце как раз стояло над шпилем сторожевой башни). Взгляд его остановился на сыне. Илья по-прежнему не трогался с места.

– Илья, подойди сюда! – громко скомандовал Кравченко.

Тот не двигался. Маша Шерлинг тоже поднялась со скамейки.

– Подойди к отцу, – повторил Кравченко. – Помоги мне, ну быстрее же!

– Да иди, чего ты, – Маша подтолкнула мальчика в спину.

Тот медленно, нехотя подошел.

– Здравствуй, папа. – Он смотрел на носки своих кроссовок.

– Эта какая птица? – спросил и его Шагарин.

– Где?

– Там. – Шагарин тяжело оперся на руку Кравченко. – Я хочу вон туда.

– Пойдемте. Только… можно ли вам ходить? Врачи разрешили?

Шагарин не ответил. С помощью Кравченко он медленно дошел до скамьи. Постоял. Потом повернул назад. Мещерский подумал, что инвалидное кресло с наворотами, возможно, больше ему и не понадобится. Илья плелся следом за ним. Он не прикасался к отцу, шел на расстоянии, словно боясь, что отец сам возьмет и дотронется до него.

– Дышится легко… здесь, – Шагарин через силу улыбнулся. – Солнце… лето… Какой сегодня день?

– Восемнадцатое июня, Петр Петрович, – ответил Кравченко.

– Петя, да ты поднялся?! Ай, молодец! Но не рано ли? – с каменной галереи Верхнего замка их окликнул взволнованный Лесюк. Он курил сигарету и едва не выронил ее, увидев медленно шествующую по двору процессию. – Сейчас я к тебе спущусь, любый ты мой! А Лена-то где?

– Лена? Какая Лена? – прошелестел Шагарин.

– Ваша жена Елена Андреевна, – сказал Кравченко.

Грузный Лесюк скрылся с глаз, и не прошло и пары минут, как он уже спустился к ним.

– Петя, голова не кружится? Если что, я постоянную смену врачей здесь при тебе круглосуточно дежурить найму. А впрочем, якие такие лiкаря при таких делах… Такие дела знаешь что лечит? Горилка с перцем. Якую еще деды наши пили. И плевать на всех врачей и их рекомендации. – Лесюк заглядывал в лицо Шагарину. – Я думал, ты неделю в постели проваляешься, а ты прилететь не успел – и уже… Молодец, так и надо. Некоторые в шестьдесят пять детей вон делают девкам своим и жинкам молодым. А тут в твои-то годы, да чтобы с какой-то там поганой летаргией не справиться…