Викинг. Страсти по Владимиру Святому - Наталья Архипова

Что князь мог ответить? Если не согласен, то и разговаривать не о чем. Но славянин так устроен, что готов отложить на завтра не только собственную смерть, но и оплату своей жизни.

– Согласен.

– Клянись на мече, который повернется против тебя, если только нарушишь свою клятву.

Поклялся.

Оставалось надеяться, что захотят немногого…

К Владимиру подошла рабыня, одна из тех, что ублажала его по ночам. Князь даже имени ее не знал – ни к чему. И голоса ни разу не слышал, тоже ни к чему.

– Ты уходишь? – спросила шепотом с затаенной надеждой на что-то. На что может надеяться рабыня?

– Да, пора.

Девушка была хороша, но она рабыня, а от этих людей Владимир старался держаться как можно дальше…

– Возьми меня с собой?

– Куда?! – расхохотался князь. – До первой волны, чтобы сунуть тебя туда головой?

Он уже сделал шаг в сторону, но вдруг услышал:

– Я ношу под сердцем твоего сына.

Бровь Владимира взлетела, выражая крайнее удивление:

– Моего? Ты, которая ублажает всех, смеешь утверждать, что ребенок мой, да еще и сын?

– Я за это время ни с кем не была, кроме тебя.

Глаза юной женщины не лгали, но к чему она Владимиру? Да и сын здесь на острове или с собой в походе не нужен вместе с его матерью.

– Но вы же умеете избавляться от плода. Сделай это.

– Я христианка, я не могу.

Он все же ушел, но обернулся:

– Как тебя зовут?

– Гудрун. – Девушка сделала шаг к князю, вся потянулась навстречу надежде, что передумает, возьмет ее с собой. Нет, не взял. Викинги не думают о таких вещах, как рождение детей у рабынь. Даже если родится сын, этого для женщины достаточно – воспитывать сына героя.

Князь пытался убедить сам себя, что осчастливил дуреху уже тем, что спал с ней. Небось с Хеги тяжелей. Или вон с огромным Ренди, который двум девкам своим весом ребра поломал.

– Что тебе сказала Гудрун? – Рагнар чем-то обеспокоен.

– Что носит под сердцем моего сына.

– Ты поверил?

– Даже если это так, мне все равно.

Подошел и Добрыня:

– О чем вы спорите?

– Гудрун от Владимира ребенка ждет.

Добрыня нахмурился:

– Всюду ты нагадить успеваешь!

– Чем худо, что от сильного мужчины рождаются сильные дети? – расхохотался Рагнар. – У меня много детей по всему побережью.

Владимир дернул плечом:

– Меня не беспокоит эта рабыня. Пошли, работы много!

Никто не видел, как Добрыня сначала передал Харальду пару серебряных монет, потом увел Гудрун подальше от жилья, посадил в лодку и отвез на маленький остров.

– Иди туда. Там монах живет. Один он, не бойся.

– Я знаю. Это Авраамий.

– Ему скажешь о ребенке Владимира. Харальд будет присылать вам еду. Но если ты когда-нибудь еще…

– Не бойся, ни ты, ни твой племянник обо мне больше не услышите. – Юная женщина вскинула на плечо большой мешок и зашагала в центр маленького острова навстречу спешившему к ней монаху.

Кнорры варягов отплывали от острова, чтобы пересечь огромное озеро, которое некогда было морским заливом и даже теперь звалось морем за свои размеры и свой крутой непредсказуемый нрав. Это не были огромные драккары викингов, на каких они раньше передвигались по морю на западе, драккарам с их глубокой посадкой трудно передвигаться по неглубоким извилистым рекам Руси, можно сесть на мель и стать легкой добычей местных жителей. Прошли те времена, когда одно появление боевых кораблей викингов на горизонте лишало людей способности двигаться и сопротивляться. Теперь даже франки давали отпор, а об ильменских словенах и говорить нечего.

Владимир не оглядывался, во-первых, это дурная примета, во-вторых, его действительно занимало только то, что впереди.

Князь стоял на носу, цепко держась за натянутый канат и вглядываясь в озерную даль. И впрямь море… Он никогда не был на море, но вот эти водные просторы, где не видно земли, впечатляли.

Что ждет его впереди?

И вдруг в шуме ветра и волн послышался голос предсказательницы:

– …дорогу может пройти только тот, кто шагает…

Но тут же:

– Я ношу под сердцем твоего сына.

Владимир даже замер, вслушиваясь в говор волн. О, боги! Это же один и тот же голос! Как он сразу не догадался?

Князь резко повернулся к дяде:

– Брунгильда это Гудрун? Ты обманул меня?

Добрыня выдержал бешеный взгляд племянника, усмехнулся:

– В чем? Брунгильда может вселяться в любую из женщин, какую пожелает. Когда ей нужно пророчествовать.

– Гудрун носит мое дитя.

– О ней позаботятся, Владимир, – Добрыня встал и шагнул ближе к племяннику, чтобы даже ветер не отнес его слова к дружинникам, – прекрати сомневаться. Сомнения разрушают твою силу. И прекрати переживать из-за женщин! Если уж сделал что-то, то забудь. Это их судьба – носить и рожать детей от мужчин. Твое дело иное. Ты князь, помни об этом!

О приближении варяжских ладей к Новгороду сообщили сначала дальние нижние дозоры, что охраняли покой большого города с севера ниже по течению Волхова, потом и ближние. Но сообщали без сигнала тревоги, значит, караван торговый.

Все равно опасно, северные гости без кольчуг и мечей не плавают даже если на торг. К тому же ладей слишком много, не иначе целая дружина прибыла.

Потому ухнуло било, гулко сообщая, что нужно быть осторожней.

Народ новгородский заволновался. Жизнь такова – пахать паши, рыбачь или пируй, но за меч рукой держись, в крайнем случае, за рогатину.

Но голос человека с первой ладьи показался знакомым:

– Эй, Новгород, пошто князя не встречаете?

– Владимир Святославич, ты ли это? – отозвался дружинник на берегу.

– Я! – с удовольствием расхохотался рослый взрослый мужчина в княжьем плаще.

Возможно, его встретили бы совсем иначе, но всех до такой степени поразила произошедшая с Владимиром перемена, что об ином и не подумали.

– Дружину варяжскую привел.

Владимир никак не мог понять, почему народ не кричит от восторга и не бросается приветствовать своего князя. В Альдейгье им сказали, что Новгород живет по-прежнему, что Ставр умер, а княгиня Алохия с сыном в порядке.