Тринадцатый пророк - Елена Гайворонская

– Ну, это присочинили, – усомнился я.

– Ей Богу, – серьёзно возразил Матвей.

– А ты видел?

– Видел, – абсолютно серьёзно подтвердил Матвей. И принялся рассказывать о каком-то мужике, который умер и даже пролежал три дня, а потом пришёл Равви и покойника оживил.

В это я при всём уважении к собеседникам поверить отказался. Вылечить – ладно, куда ни шло. Но насчёт оживших мертвецов – не надо. Летаргия, наверное, была у парня, только и всего. Или врач с бодуна напутал.

– Он умер, – снова встрял Лука. – Я там был. Меня позвали, я констатировал смерть. А за те три дня уже началось разложение…

Здесь я выключился из разговора, потому что перед моими глазами снова вдруг проявилась отчётливая картина: женщина с рассечённым лбом. И следом другая, столько лет заставлявшая умолкать, бессильно скрежеща зубами: россыпь цветов на дымящемся асфальте… «Время плакать и время смеяться.»

Тьфу, довольно…

Я мотнул головой и снова услышал монотонный голос Луки, рассказывавшего окончание страшной истории. Я заявил, что если в ближайшее время я не глотну воды, то у Равви появится возможность попрактиковаться на очередном трупе. Лука недовольно пожевал губами и замолчал. Обиделся.

Солнце стояло прямо над головой и пекло немилосердно. Пока мы добрались до лагеря, моё одеяние высохло и стало колом. Петр, завидев нас, радостно заорал во всё горло:

– Слава Богу! А мы боялись, что вас схватили!

– Не дождётесь, – объявил я. – Славно потусовались. Пить, ради Бога!

Отзывчивый Петр протянул фляжку с водой, я жадно присосался.

– Довольно, – жёстко сказал Равви. – Отныне никаких потасовок. Мы не шайка какая-нибудь.

Я даже воду пролил. От человека с запекшейся на нижней губе кровью, в пыльном хитоне с разодранным рукавом слышать это было забавно.

– Я был не прав, – добавил он, перехватив мой взгляд, – вспыльчивость не доводит до добра. Ярость не должна быть аргументом. Нужно убеждать словом и делом.

Спорить я не стал, хоть и не особенно верил в силу слов. Заметил только, что с удовольствием принял бы душ и, если не переоделся, хотя бы постирал имеющийся прикид.

Остальные подхватили мой почин и изъявили желание пойти искупаться в реке.

В реке? Ну да, конечно. Всё равно денег на прачечную у меня нет, и вряд ли будут. И это тоже было частью игры, которую вёл со мной некто невидимый, могущественный и не лишённый своеобразного чувства юмора. Тщательно маскируя иронию, я поинтересовался, не положен ли хотя бы маленький кусочек мыла, на что Равви мне в тон предложил обойтись чистым речным песочком.

– Спасибо, – хмыкнул я.

– На здоровье, – ответил он в тон, не без ехидства, и мимоходом коснулся кончиком указательного пальца моей челюсти, безошибочно угадав расположение источника саднящей боли.

– Ступай.

Но я как раз застыл статуей в лучах заката, ощутив, на месте острого недавнего обломка целенький зуб. Я медленно раскрыл рот, осторожно нерешительно пощупал зуб пальцем, сперва одним, затем всеми по очереди, правой руки и левой. Это было уже слишком.

– Слушай, – пристал я к Равви, – как ты это делаешь? Я имею право знать, в конце концов, я тоже с вами!

– Ты всё видишь, – невозмутимо отозвался он.

– По-твоему, всё так просто? – Я даже рассердился.

Он посмотрел очень внимательно и ответил:

– Придёт время – поймёшь.

И отвернулся, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Не очень-то вежливо. Не по-товарищески.

С левого бока зашёл Фома. Смущённо посопел.

– Ты, это… извини… Ну, за сегодняшнее…

– Чего там! Я уж забыл. Давай пять.

Моя ладонь утонула в его волосатой лапище.

– Здорово дерёшься. Где научился?

– В армии.

– Я тоже служил, – поведал он. – Но потом мне всё это надоело. Мой дед воевал, отец, братья ушли к зелотам… Ну, это такое тайное общество, готовящее восстания против Рима. А я не пошёл. Видел я эти восстания. Император пригнал несколько отменно вооружённых легионов. А у нас – жалкая кучка вчерашних торговцев и землепашцев. Всех потопили в крови. Кто уцелел – бежали в горы, и теперь скрываются. Только хуже стало. Налоги подняли, нагнали войск так, что не продохнуть… С детства только и слышал о том, что кругом враги, и всегда надо быть готовым драться, что наша страна очень маленькая, и, когда мы выбьем римлян, если вообще выбьем, придёт кто-нибудь ещё, например, арабы… И так мне всё это надоело! Ну, как можно жить с постоянной мыслью о войне?

– Понимаю.

– Правда? – неожиданно обрадовался он. – А знаешь, я сперва тебя за шпиона принял. Ты уж прости.

Я охотно простил. Я вообще незлопамятный.

– А твоя страна с кем-нибудь воюет? – не унимался Фома.

Видно, военная тема глубоко в нём застряла. И окружающий мир он продолжал воспринимать через эту призму. Я же, напротив, как человек мирный и от военно-политических интриг далёкий (в армии, Бог миловал, оттрубил на Севере и кроме как с дурными «дедами» и сибирскими морозами сражаться не приходилось, правда, «деды» попались на редкость сволочные), принялся было объяснять российско-чеченскую проблему. Но запутался, кто кого и зачем, и из моих слов, заявил Фома, получилось даже, что мы там, в Чечне что-то вроде здешних римлян в Иудее. Я сказал, что тот всё неверно понял, стал рассказывать по новой, запутался вконец, плюнул, и мы сообща пришли к неутешительному выводу, что гармонии и свободы в мире пока не существует, но и насилием ничего не добьёшься. Только хуже станет. На том и порешили. Тем более что впереди уже поджидала нас, искрилась, блестя солнечной чешуёй, извилистая лента реки.

Зрелище не для слабонервных: дюжина здоровых мужиков полощется в воде как стадо гигантских енотов. К моему стыду, со стиркой все управлялись так, словно всю этим и жизнь занимались. Барахло на камень, раз – два, переворачивали на другую сторону, ещё пара движений – и готово. Все, кроме меня. Я вовсю старался копировать засевшего рядом со мной Петра, но, увы. Вода была холодной, проклятый песок проскальзывал сквозь пальцы. Не выдержав, я было чертыхнулся, но, вспомнив запрет Равви, поменял «чёрт возьми» на «твою мать». Не знаю, что понял Петр, но тут же громко заржал. Оказалось, что не только я наблюдал за ним, но и наоборот. Я буркнул, что не вижу ничего смешного, и брызнул в него водой. Он – в ответ. Дурной пример заразителен, к нам подключились остальные, и, спустя несколько минут, еноты превратились в расшалившихся великовозрастных школяров, выпущенных на речку и на миг оставшихся без присмотра. Надо сказать, такая волна безудержного беззаботного веселья не захлёстывала меня так давно, что я и забыл, как это бывало… Полуденный зной. Гуденье жирных мух. Мальчишки, побросавшие на берегу одёжку, визжа от восторга, прыгают в говорливую речку…